Рождественская песнь в прозе (пер.Врангель)

— Я выпью за его здоровье во имя моей любви къ теб, Бобъ, и ради сегодняшняго дня, — сказала м-ссъ Кречитъ. И такъ желаю Скруджу долгую жизнь, веселое Рождество и счастливый Новый Годъ! Разв всего этого недостаточно, чтобы сдлать его и счастливымъ и веселымъ? Но я сомнваюсь.

Дти пили за здоровье Скруджа вмст съ м-ссъ Кречитъ и это была первая вещь въ теченіе всего дня, исполненная ими не отъ добраго сердца. Даже Крошка Тимъ, пившій послднимъ, и тотъ съ радостью уклонился бы отъ предложеннаго тоста. Скруджъ являлся для всей семьи чмъ-то врод людода и уже одно упоминаніе его имени набросило на этотъ маленькій семейный праздникъ облачко, разсявшееся не ране, какъ черезъ добрыхъ четверть часа.

Но за то посл этого дти стали еще въ десять разъ оживленне и веселе, отъ одного успокоительнаго сознанія, что покончили съ ненавистнымъ Скруджемъ. Бобъ Прочитъ очень торжественно объявилъ имъ, что иметъ въ виду мсто для мастера Петера, которое, въ случа удачи, можетъ приносить пять шиллинговъ, шесть пенсовъ въ недлю. Маленькіе Кречиты расхохотались, какъ сумасшедшіе, представивъ себ мастера Петера, занимающагося длами, и виновникъ этого смха, самъ Петеръ, задумчиво устремилъ глаза, между двухъ уголковъ воротничковъ, въ каминъ, какъ бы соображая, какому учрежденію онъ сдлаетъ честь помщеніемъ своихъ будущихъ сбереженій, при огромномъ заработк пяти шиллинговъ, шести пенсовъ въ недлю!

Бдная Марта, ученица въ модномъ магазин, разсказывала, какого рода работу она должна исполнять, сколько часовъ, безъ отдыха, заставляютъ ее шить, и по-дтски радовалась, что можетъ завтра подольше поспать, по случаю пребыванія дома. Она прибавила, что нсколько дней тому назадъ она видла какую то графиню и графа и что послдній былъ приблизительно роста Петера. При этихъ словахъ мастеръ Петеръ такъ вытащилъ свой воротникъ, что еслибы вы даже были тамъ, то и тогда не смогли бы распознать его головы. Жареные каштаны и грогъ не переставали обходить всю веселую компанію; потомъ Крошка Тимъ сплъ балладу о ребенк, заблудившемся среди снговъ. Голосокъ у него былъ слабенькій и жалобный, но сплъ онъ свою псенку превосходно, увряю васъ!

Во всемъ этомъ не было ничего особенно аристократическаго, вс они не были ни изящны, ни роскошно одты. Башмаки ихъ давно утратили свою водоупорность, платья свою свжесть, и легко можетъ статься, что мастеръ Петеръ былъ недурно знакомъ съ внутреннимъ убранствомъ кассы ссудъ. Но все это не мшало имъ быть счастливыми, довольными, обожающими другъ друга и благодарными судьб. И въ тотъ моментъ когда Скруджъ ушелъ, они казались особенно счастливыми, при свт искръ падающихъ на нихъ изъ факела духа. Удаляясь, Скруджъ съ трудомъ оторвалъ отъ нихъ глаза и въ особенности ему, казалось, было жалко разстаться съ Крошкой Тимомъ.

Спустилась темная, угрюмая ночь; снгъ падалъ большими хлопьями, и въ то время, какъ духъ и Скруджъ проходили по улицамъ города, изъ оконъ вырывался какой то особенный свтъ, отъ огней, горвшихъ въ кухняхъ, гостиныхъ и другихъ комнатахъ. Здсь колеблющееся пламя давало возможность разглядть приготовленія къ роскошному обду, грющіяся на конфоркахъ груды тарелокъ, тяжелыя темно-красныя портьеры. Тамъ вс дти дома выскочили на улицу, въ снгъ, встртить своихъ замужнихъ сестеръ, братьевъ, дядей, тетокъ, торопясь первыми поздороваться съ ними. Въ другомъ мст, на спущенныхъ сторахъ рисовались силуэты собравшихся гостей. Цлая группа молодыхъ двушекъ, въ платьяхъ, капюшонахъ, мховыхъ шапкахъ, болтая вс заразъ, весело шли куда-нибудь по сосдству; бда холостяку (хитрыя чародйки хорошо знаютъ это), который увидитъ ихъ съ ихъ румяными щечками, обжигающими устремленный на нихъ взоръ!

Судя по множеству встрчаемыхъ ими людей, невольно должно было придти въ голову, что не осталось ни въ одномъ дом ни единой души, чтобы радостно привтствовать ихъ, а между тмъ, было какъ разъ наоборотъ: ни одного дома, гд бы не ждали гостей, ни одного камина, не переполненнаго весело горящимъ углемъ. За то какъ же и былъ счастливъ Духъ! Какъ обнажалъ онъ свою мощную грудь, какъ раскрывалъ свою щедрую руку, какъ носился надъ толпою, изливая на нее свою наивную и живительную радость! Даже фонарщикъ, и тотъ, отмчавшій свой путь по темнымъ улицамъ зажигавшимися звздочками, въ праздничномъ плать собиравшійся провести вечеръ у товарища, громко расхохотался, когда Духъ прошелъ мимо него, хотя добрый малый и не подозрвалъ, что встртился съ самимъ Рождествомъ!

Вдругъ безъ слова предупрежденія со стороны Духа, они очутились среди безотраднаго, пустыннаго болота, съ разбросанными по немъ чудовищными грудами необтесаннаго камня, напоминавшими кладбище великановъ; вода, не имвшая никакихъ преградъ, разлилась бы повсюду, еслибы не сковавшій ее морозъ. Кром мха, вереска и чахлой, сухой травы, не было никакой растительности. На горизонт, со стороны запада, заходящее солнце оставило слдъ, въ вид ярко огненной полосы, какъ злой глазъ, блеснувшей надъ этою пустынею отчаянія. Опускаясь все ниже, ниже, ниже, эта полоса потонула во мрак темной ночи.

— Гд мы? — спросилъ Скруджъ.