Рождественская песнь в прозе (пер.Врангель)

— Начали новую игру, — сказалъ Скруджъ, — побудемъ еще полчаса, всего лишь полчаса! Эта игра была въ «Да и Нтъ». Племянникъ Скруджа долженъ былъ что-нибудь задумать, а остальные стараться отгадать, что онъ задумалъ; на вс вопросы онъ могъ отвчать Да или Нтъ. Жаркая перестрлка вопросами, которой подвергся племянникъ Скруджа, заставила его сдлать множество признаній, а именно, что задуманное имъ было животное, что это животное живое, непріятное, дикое, что оно иногда ворчитъ, иногда рычитъ и изрдка даже говоритъ; что находится это животное вь Лондон, прогуливается по его улицамъ, что за деньги его не показываютъ, на привязи не водятъ, что оно не живетъ въ звринц, что его но убиваютъ никогда на бойн. Что это ни лошадь, ни оселъ, ни корова, ни быкъ, ни кошка, ни тигръ, ни собака, ни свинья, ни медвдь. При каждомъ новомъ вопрос, этотъ пройдоха племянникъ, разражался бшеннымъ взрывомъ хохота, приводившимъ его въ такое состояніе, что онъ былъ принужденъ вскакивать съ дивана и какъ безумный прыгать по комнат. Наконецъ пухленькая особа, въ свою очередь, разразившаяся неудержимымъ смхомъ, вскричала:

— Я отгадала, я отгадала, Фредъ!

— Кто же это? — спросилъ онъ.

— Твой дядя Скру-у-у-у-джъ!

Такъ и было. Вс были въ восторг, хотя кое кто и замтилъ, что отвтъ на вопросъ «это медвдь?» долженъ былъ быть «да», такъ какъ отрицательный отвтъ былъ достаточенъ, чтобы перестать думать о Скрудж, если сначала и подразумвали его.

— Однако, онъ не мало содйствовалъ нашему общему веселью, — сказалъ племянникъ, — и мы оказались бы крайне неблагодарными, если бы не выпили за его здоровье. Какъ разъ каждый изъ насъ держитъ въ рукахъ по стакану вина. И такъ, за дядю Скруджа!

— Идетъ! За дядю Скруджа! — кричали вс.

— Веселаго Рождества и счастливый Новый Годъ старичку, каковъ бы онъ ни былъ! — сказалъ племянникъ Скруджа. Быть можетъ, онъ бы и отвергъ мое пожеланіе, но я тмъ не мене высказываю его. За здоровье, дяди Скруджа!

Мало по малу Скруджу передавалось общее веселье и на душ у него было такъ легко, такъ радостно, что онъ, несомннно, присоединился бы къ ликующей компаніи, не замчавшей его присутствія и произнесъ бы отвтный тостъ, еслибы Духъ далъ ему время. Но при послднемъ слов спича племянника, все исчезло, и Скруджъ съ духомъ вновь пустились странствовать. Много они видли различныхъ странъ, много постили жилищъ, всегда принося радость тмъ, къ кому приближался Духъ. Онъ становился у изголовья больныхъ и т выздоравливали; посщалъ изгнанниковъ и они чувствовали себя на родин; касался отчаивающихся и изнемогающихъ въ жизненной борьб и души ихъ примирялись и врили въ лучшее будущее; подходилъ къ бднымъ и т считали себя богатыми. Въ дома призрнія, больницы, тюрьмы, вс эти убжища нищеты и несчастья, куда суетный и гордый человкъ своею столь ничтожной и мимолетной властью не смогъ преградить ему доступъ, онъ приносилъ свое благословеніе, давая Скруджу свои совты милосердія.

Это была длинная ночь, если только это была одна ночь. Но Скруджъ сомнвался въ этомъ, такъ какъ ему казалось, что нсколько праздниковъ Рождества вмстились въ тотъ промежутокъ времени, пока онъ носился съ Духомъ. Также ему казалось крайне страннымъ, что въ то время, какъ онъ, Скруджъ, нисколько не мнялся въ своемъ вншнемъ облик, призракъ становился замтно старше и старше. Но онъ ни словомъ не намекнулъ ему на это, пока при выход на улицу съ одного сборища дтей, по сличаю праздника Крещенья, онъ съ ужасомъ не увидалъ, что волосы призрака стали совершенно сдыми.

— Разв жизнь духовъ такъ коротка? — спросилъ Скруджъ.

— Жизнь моя на земл очень коротка, — отвчалъ духъ — и прекратится сегодня ночью.

— Сегодня ночью? — вскричалъ Скруджъ.

— Да, въ полночь! Торопись! Времени остается мало!

Часы на колокольн пробили три четверти одиннадцатаго.

— Прости меня, быть можетъ, за нескромный вопросъ, — сказалъ Скруджъ, пристально смотря на подолъ одежды Духа, — но я гижу что-то странное, не принадлежащее теб, подъ подоломъ твоей мантіи. Что это нога или лапа?

— Судя по тлу, должно быть лапа. Смотри!

Изъ подъ складокъ мантіи Духа вышли двое дтей, два несчастныхъ, порочныхъ, страшныхъ, отвратительныхъ существа, павшихъ къ его ногамъ, и крпко вцпившихся въ край его одежды.

— О, человкъ! смотри сюда, смотри внизъ! — кричалъ Духъ.