Рождественская песнь в прозе (пер.Врангель)

О! холодная, холодная, суровая, ужасная смерть! Здсь ты можешь воздвигнуть себ престолъ, окруживъ его всми присущими теб ужасами, ибо здсь твое царство! Но ты не властна воспользоваться для твоихъ цлей ни однимъ волосомъ на голов любимаго, уважаемаго и почитаемаго существа! Ты безсильна исказить хотя бы одну черту его лица. Это не значитъ, что рука его не тяжела, что она не упадетъ, если я опущу ее; не значитъ, что пульсъ и сердце небезмолвны. Но это значитъ, что когда то рука эта была открыта, щедра, благородна; что сердце это было горячо, нжно, честно, что это было настоящее сердце настоящаго человка! Рази, неумолимая смерть, рази! Твои удары безсильны! Ты лишь увидишь, какъ изъ нанесенной тобой раны ключомъ брызнутъ благія дла, эти смена жизни вчной!

Ничей голосъ не произнесъ этихъ словъ, а между тмъ, Скруджъ такъ ясно слышалъ ихъ, когда смотрлъ на лежавшаго на кровати покойника… Еслибы этотъ человкъ могъ начать новую жизнь, думалъ онъ, то что бы онъ сказалъ о своихъ прежнихъ взглядахъ? Скупость, безсердечіе, страсть къ нажив — все это привело его къ хорошему концу — нечего сказать!

Онъ валяется подъ рваной простыней, брошенный въ этомъ пустомъ, мрачномъ дом и на всемъ свт нтъ человка, который могъ бы сказать: «онъ былъ добръ ко мн въ такую то минуту моей жизни и я въ память за его доброе слово, отвчу ему тмъ же».

Лишь кошка царапала дверь, и гд то внизу подъ каминомъ возились мыши. Чего искали он въ комнат мертвеца? Почему были он такъ безпокойны и шумливы? Скруджу было страшно остановиться на этихъ вопросахъ.

— Духъ, — промолвилъ онъ, — мсто, гд мы находимся, ужасно. Покинувъ его, я никогда не забуду полученнаго мною урока, увряю тебя. Но уйдемъ скоре!

Призракъ попрежнему неподвижною рукою указывалъ на голову покойника.

— Я понимаю, что ты требуешь отъ меня, — сказалъ Скруджъ, — и я бы исполнилъ это, еслибы могъ. Но у меня силъ не хватаетъ, Духъ, силъ у меня нтъ на это!

Казалось, призракъ еще боле внимательно взглянулъ на него.

— Если для кого нибудь смерть эта является скорбью, — прошепталъ въ тоск Скруджъ, — то покажи мн этого человка, духъ, молю тебя!

Призракъ на мгновеніе распростеръ надъ собою въ вид крыла свой саванъ, потомъ вновь опустила его — и взорамъ Скруджа представилась, освщенная солнцемъ комната, въ которой находилась мать съ дтьми.

Она ждала кого то съ мучительнымъ безпокойствомъ; ходила изъ угла въ уголъ, вздрагивала, — при малйшемъ шум выглядывала въ окно, смотрла на стнные часы, пробовала, но тщетно, приняться за работу и видимо съ трудомъ переносила крики играющихъ дтей. Наконецъ, раздался такъ давно ожидаемый ударъ въ дверь. Она бгомъ бросилась въ переднюю: это былъ ея мужъ, еще совсмъ молодой человкъ, но уже съ утомленнымъ, омраченнымъ заботами лицомъ. Теперь же оно выражало нчто странное; нчто въ род скорбной радости, которой онъ, очевидно стыдился и старался скрыть. Онъ слъ за обдъ, который жена все время грла возл камина, и когда она спросила его слабымъ голосомъ, посл долгаго молчанія:

— Какія новости? — онъ казался смущеннымъ и какъ бы но ршался отвтить.

— Хорошія или дурныя? — сказала она, помогая ему.

— Дурныя, — отвтилъ онъ.

— Мы окончательно разорены?

— Нтъ, Каролина, еще есть надежда.

— Въ томъ случа, если онъ сжалится? — сказала она пораженная. — Ну, посл подобнаго чуда, конечно, можно бы было на все надяться.

— Онъ не можетъ сжалиться, — сказалъ мужъ. — Онъ умеръ.

Женщина та была терпливымъ и любящимъ существомъ.

Достаточно было взглянуть на нее, чтобы въ этомъ не сомнваться и, тмъ не мене, она не могла въ глубин души не поблагодарить Бога за это неожиданное извстіе. Хотя, черезъ секунду, она и просила прощенія у неба, во всякомъ случа первое ея чувство была радость.

— Значитъ то, что полупьяная баба, о которой я говорила теб вчера, — обратилась она къ мужу, — сказала мн, когда я пробовала пройти къ нему, чтобъ добиться недльной отсрочки, было правда? Даже боле того; онъ не только былъ боленъ, но онъ умеръ. А мн, казалось, что ея слова были лишь предлогомъ, чтобы не впустить меня.

— Къ кому ты думаешь, перейдетъ нашъ домъ? — спросилъ мужъ.

— Не знаю. Но во всякомъ случа къ тому времени у насъ будутъ необходимыя деньги. А, еслибы даже и нтъ, то надо быть слишкомъ большими неудачниками, чтобы его преемникъ оказался такимъ же неумолимымъ, какъ онъ. Мы можемъ спокойно спать эту ночь!

Да, независимо отъ ихъ воли, имъ дышалось легче и у нихъ съ души спало тяжелое бремя. Личики, окружавшихъ ихъ дтей, прислушивавшихся къ разговору, въ которомъ они такъ мало понимали, стали веселе и беззаботне. Смерть этого человка внесла немного счастья въ эту семью! Единственное ощущеніе, вызванное этою смертью, свидтелемъ чего Духъ сдлалъ Скруджа, было ощущеніе радости!

— Духъ, — сказалъ Скруджъ, — покажи мн смерть, тсно связанную съ любовью; иначе та мрачная, только что покинутая нами комната, навсегда останется гнетомъ на моей памяти!