Рубаи

Залей пожар, бессонный, затаенный,

И в струнный шелк запутай душу вновь.

312

До щек ее добраться — нежных роз?

Сначала в сердце тысячи заноз!

Так гребень в зубья мелкие изрежут,

Чтоб слаще плавал в роскоши волос!

313

В том не любовь, кто буйством не томим,

В том хворостинок отсырелых дым,

Любовь — костер пылающий, бессонный.

Влюбленный ранен. Он — неисцелим!

314

Пока хоть искры ветер не унес, —

Воспламеняй ее весельем лоз!

Пока хоть тень осталась прежней силы,

Распутывай узлы душистых кос!

315

Ты — воин с сетью: уловляй сердца!

Кувшин вина — и в тень у деревца.

Ручей поет: «Умрешь и станешь глиной,

Дав ненадолго лунный блеск лица».

316

Не дрогнут ветки… Ночь… Я одинок…

Во тьме роняет роза лепесток.

Так — ты ушла! И горьких опьянений

Летучий бред развеян и далек.

317

Мне говорят: «Хайям, не пей вина!»

А как же быть? Лишь пьяному слышна

Речь гиацинта нежная тюльпану,

Которой мне не говорит она!

318

Любовь вначале — ласкова всегда.

В воспоминаньях — ласкова всегда.

А любишь — боль! И с жадностью друг друга

Терзаем мы и мучаем — всегда.

319

Шиповник алый нежен? Ты — нежней.

Китайский идол пышен? Ты — пышней.

Слаб шахматный король пред королевой?

Но я, глупец, перед тобой слабей!

320

Любви несем мы жизнь — последний дар!

Над сердцем близко занесен удар.

Но и за миг до гибели — дай губы,

О, сладостная чаша нежных чар!

321

«Наш мир — аллея молодая роз,

Хор соловьев и болтовня стрекоз».

А осенью? «Безмолвие и звезды,

И мрак твоих распущенных волос…»

322

«Стихий — четыре. Чувств как будто пять,

И сто загадок». Стоит ли считать?

Сыграй на лютне, — говор лютни сладок:

В нем ветер жизни — мастер опьянять…

323

В небесном кубке — хмель воздушных роз.

Разбей стекло тщеславно-мелких грез!

К чему тревоги, почести, мечтанья?

Звон тихий струн… и нежный шелк волос…

324

Не ты один несчастлив. Не гневи

Упорством Неба. Силы обнови

На молодой груди, упруго нежной…

Найдешь восторг. И не ищи любви.

325

Рубин огромный солнца засиял

В моем вине: заря! Возьми сандал:

Один кусок — певучей лютней сделай,

Другой — зажги, чтоб мир благоухал.

326

«Слаб человек — судьбы неверный раб,

Изобличенный и бесстыдный раб!»

Особенно в любви. Я сам, я первый

Всегда неверен и ко многим слаб.

327

Сковал нам руки темный обруч дней —

Дней без вина, без помыслов о ней…

Скупое время и за них взимает

Всю цену полных, настоящих дней!

328

Как мир хорош, как свеж огонь денниц!

И нет Творца, пред кем упасть бы ниц.

Но розы льнут, восторгом манят губы…

Не трогай лютни: будем слушать птиц.

329

Пустое счастье — выскочка, не друг!

Вот с молодым вином — я старый друг!

Люблю погладить благородный кубок:

В нем кровь кипит. В нем чувствуется друг.

330

Пируй! Опять настроишься на лад.

Что забегать вперед или назад!

На празднике свободы тесен разум:

Он — наш тюремный будничный халат.

331

Дни — волны рек в минутном серебре,

Пески пустыни в тающей игре.

Живи Сегодня. А Вчера и Завтра

Не так нужны в земном календаре.

332

Как жутко звездной ночью! Сам не свой,

Дрожишь, затерян в бездне мировой.

А звезды в буйном головокруженьи

Несутся мимо, в вечность, по кривой…

333

Осенний дождь посеял капли в сад.

Взошли цветы. Пестреют и горят.

Но в чашу лилий брызни алым хмелем,

Как синий дым магнолий, аромат…

334

Я стар. Любовь моя к тебе — дурман.

С утра вином из фиников я пьян.

Где роза дней? Ощипана жестоко.

Унижен я любовью, жизнью пьян!

335

Из горлышка кувшина на столе

Льет кровь вина. И все в ее тепле:

Правдивость, ласка, преданная дружба —

Единственная дружба на земле!

336

Друзей поменьше! О, сам день ото дня

Туши пустые искорки огня.

А руку жмешь, — всегда подумай молча:

«Ох, замахнутся ею на меня!..»

337

«В честь солнца — кубок, алый наш тюльпан!

В честь алых губ — и он любовью пьян!»

Пируй, веселый! Жизнь — кулак тяжелый:

Всех опрокинет замертво в туман.

338

Что жизнь? Базар… Там друга не ищи.

Что жизнь? Ушиб… Лекарства не ищи.

Сам не меняйся. Людям улыбайся.

Но у людей улыбок ж — не ищи.

339

Смеялась роза: «Милый ветерок

Сорвал мой шелк, раскрыл мой кошелек,

И всю казну тычинок золотую,

Смотрите, — вольно кинул на песок».

340

Завел я грядку мудрости в саду.

Ее лелеял, поливал — и жду…

Подходит жатва, а из грядки голос:

«Дождем пришла и ветерком уйду».

341

Гнев розы: «Как меня — царицу роз —

Возьмет торгаш и жар душистых слез

Из сердца выжжет злою болью?!» Тайна!..

Пой, соловей! «День смеха — годы слез».

342

Я спрашиваю: «Чем я обладал?

Что впереди?..» Метался, бушевал…

А станешь прахом, и промолвят люди:

«Пожар короткий где-то отпылал».

343

Что песня, кубки, ласки без тепла?

Игрушки, мусор детского угла.

А что молитвы, подвиги и жертвы?

Сожженная и дряхлая зола.

344

Ночь. Ночь кругом. Изрой ее, взволнуй!

Тюрьма!.. Все он, ваш первый поцелуй,

Адам и Ева, дал нам жизнь и горечь.

Злой это был и хищный поцелуй!

345

Сказала рыба: «Скоро ль поплывем?

В арыке[37] жутко — тесный водоем».

«Вот как зажарят нас, — сказала утка, —

Так все равно: хоть море будь кругом!»

346

Где вы, друзья? Где вольный ваш припев?

Еще вчера, за столик наш присев,

Беспечные, вы бражничали с нами…

И прилегли, от жизни охмелев!

347

Жил пьяница. Вина кувшинов семь