Рудная черта

Тихий, полный ненависти стон донёсся из саркофага. Стон и заковыристое ругательство.

— Что, лидерка? — злорадно процедил Бернгард. Магистр торжествовал, насмехался и издевался. — До сих пор стоит перед глазами та картинка, а? Помнишь, как голова Велички плавает в озере? Как кровь оседает на дно? Как мёртвые бельма пялятся сквозь воду? Ну так помни, тварь, помни!..

Эржебетт уже не стонет — всхлипывает.

— Перестань, Бернгард, — попросил Всеволод, не понимая смысла подобных словесных измывательств.

Но не был услышан.

— Ах, тебе не нравится, тварь? — Эржебетт плакала и поскуливала. Бернгард, не отводивший глаз от каменного саркофага, ярился всё больше. Никогда ещё Всеволод не видел невозмутимого тевтонского старца-воеводы в таком состоянии. — Думала, разгрызёшь и расцарапаешь руку до мяса, сунешь её в брешь, прольёшь кровь на кровавую стену, тупо повторишь шепотком уворованное заклинание — и тем проведёшь меня? И обманешь? Так думала, да?!

Ах, вот оно что… Магистр попросту не мог простить Эржебетт своей ошибки. Той… там… тогда — на берегу Мёртвого Озера.

— Надеялась перевязать рану клочком грязного подола, затянуть повязку зубами и спастись? И вернуться? Снова выбраться на бережок, с которого тебя спихнула твоя клятая мамаша? Укрыться и переждать надеялась?

Да, Бернгард не мог простить Эржебетт. Не мог забыть своего давнего промаха. И потому, наверное в нахлынувшей ярости тевтонский магистр забылся сам. Когда накопившаяся ненависть, взломала все препоны и выплеснулась-таки наружу, Бернгард допустил новую ошибку. Быть может, ещё более серьёзную, чем прежде.

— А слившись с Пьющей-Любящей и оборотаем и пройдя через кровавую преграду, ты вообразила, что твои надежды оправдались? — не унимался магистр.

Всеволод больше не встревал в затянувшийся монолог. Он лихорадочно соображал: откуда Бернгард мог знать? Всё это? Так точно? Дело-то ведь даже не в сорвавшихся сгоряча словах — «оборотай» вместо «вервольфа» и «Пьющая-Любящая» вместо «лидерки». Дело в другом.

«Разгрызёшь и расцарапаешь руку до мяса, сунешь её в брешь, прольёшь кровь на кровавую стену, тупо повторишь шепотком уворованное заклинание…» Разгрызёшь и расцарапаешь… руку до мяса… на кровавую стену… СТЕНУ — не черту, не границу! Стену, которую можно увидеть только с той стороны Проклятого Прохода!

Откуда…

«Надеялась перевязать рану клочком грязного подола, затянуть повязку зубами и спастись?» Клоком подола… затянуть зубами…

…Бернгард мог…

«Снова выбраться на бережок, с которого тебя спихнула твоя клятая мамаша?» Бережок… спихнула мамаша…

…знать ЭТО?!

Бернгард не видел, что происходило в ту роковую ночь на Мёртвом Озере до его появления на берегу. И Бернгард не мог видеть, что произошло по ту сторону рудной черты, когда сам он находился по эту.

Однако тевтонский магистр всё сказал верно. Так сказал, как Эржебетт поведала-показала Всеволоду через краткое прикосновение. Вот именно! Вот то-то и оно! Через безмолвное прикосновение! Через мысли, чувства, воспоминания. Но — не через слова.

У Бернгарда не было возможности подслушать ЭТО, стоя у двери склепа. Сегодня об ЭТОМ Эржебетт вслух не говорила. И прежде Бернгард не мог ничего у неё выведать. Эржебетт прежде с ним не разговаривала. Эржебетт вообще ни с кем не разговаривала, прикидываясь немой. И в плен… в осиновые тиски, в клетку из серебра и стали, в каменный гроб Эржебетт тоже попала, в отсутствие Бернгарда. Магистра в тот момент в замке не было. Магистр был на вылазке. Так когда же он узнал такие подробности? И — главное — как узнал?

— Откуда он знает, воин-чужак?! — выкрикнула Эржебетт. То, что уже не на шутку встревожило Всеволода. — Подумай, откуда он мог…

— Молчать! — Бернгард понял наконец, что не уследил за языком. Осознал, что в сердцах сболтнул лишнее. — Молчать, тварь!

Выражение, промелькнувшее на перекошенном лице магистра, выдало несвойственному этому лицу растерянность. И… испуг? Страх? Нет, ещё не страх. Ещё — нет, но…

Решение возникло интуитивно. Не из разума — из сердца. Рассудок не поспевал анализировать ситуацию и делать выводы. Но особое глубинное, нутряное чутьё, что сродни звериному, подсказывало: именно это решение верное. Нужно, чтобы мимолётный испуг Бернгарда перерос в панику. Тогда можно заставить магистра говорить. И говорить с большой долей вероятности правду.

Вот только что может по-настоящему напугать бесстрашного тевтона? Меча у своего горла он не побоится наверняка. Да и непросто будет приставить к шее Бернгарда обнажённый клинок. Между магистром и Всеволодом — саркофаг. Пока оббежишь, пока перепрыгнешь… Бернгард успеет выхватить оружие. А уж как он им управляется, Всеволод видел во время ночных штурмов. Как положено Сторожному старцу-воеводе — так и управляется. Лучше всех.

А впрочем… Разве свет сошёлся клином на горле Бернгарда? Вовсе нет! Всеволод уже знал, чем можно пронять орденского магистра.