Рудная черта

И ещё… Это самое «ещё» длилось совсем недолго. Мгновение, не больше. В любой иной ситуации Всеволод счёл бы ЭТО игрой теней и факельного света. Но не сейчас. Не здесь. Цепкий глаз лучшего воина русской Сторожи уловил движение в зрачках Бернгарда, прежде чем магистр совладал с собой.

Отражение Всеволода, качнулось и…

И перевернулось в чужих зрачках.

Вот оно что! Вот оно как!

— Смотри! — Эржебетт закричала во весь голос, не щадя стиснутой осиной груди, — Смотри ему в глаза, воин-чужак!

Выходит, тоже видит. Тоже знает. Тоже поняла.

— Смотри! Он, как и я — оттуда! Он — как я! Как я! Как я — он!

Он как она?..

Бернгард отступил от саркофага молча, с перекошенным лицом.

— Теперь ты понял, воин-чужак? — торопливо продолжала Эржебетт. — Понял, откуда он знает то, чего знать не должен, чего не видел и чего не слышал сам.

Нет, этого потрясённый Всеволод ещё не понимал.

— Он касался меня, когда я, раненная, лежала в полузабытье с осиновой щепой в ноге. Тогда я не ведала, что происходит. Думала — сон, бред. Но теперь знаю: ни то и ни другой. Он не просто прикоснулся ко мне. Он всё узнал через прикосновение. Как узнавал ты! Но тебе-то я открывалась сама. А он… Он — помимо моей воли! Всю меня! Он выпотрошил мои мысли, чувства, память, душу!

А ведь было! В самом деле — было. Та картина возникла как наяву. Беспомощная Эржебетт лежит на ложе, составленном из сундука и лавки, прикрытая медвежьей шкурой. Забылась — то ли во сне, то ли в беспамятстве. А Бернгард тянет к ней руку.

Вот ладонь магистра трогает лоб, залепленный влажными рыжими волосами. Эржебетт дёргается всем телом, стонет. Всеволод спешит на помощь. Но Бернгард уже убирает руку с потного лба. Выходит, то краткое соприкосновение пальцев тевтона со лбом лидерки…

Да, выходит, что так. И — другое тоже выходит. Познать лидерку одним касанием и помимо её воли под силу лишь… лишь…

Бернгард ведь сам говорил, что на такое способен только…

Похолодевшие пальцы Всеволода сжимали рукояти мечей так, словно намеревались их раздавить.

Несколько мгновений назад магистр был встревожен и сильно напуган. И этот страх за чужую — нет, не за жизнь даже — за чужую кровь, на которую у Бернгарда были свои виды, выдал его истинную суть. Тёмную. Чёрную.

Всеволода тоже почувствовал нешуточный страх. Ледяная ладонь вдруг стиснула сердце. Невольно отступая на шаг… и ещё на шаг… и ещё на один… Всеволод поднимал мечи.

— Ты… — слова с трудом продирались через пересохшее горло. — Так, ты тоже, Бернгард?

«Он, как и я — оттуда! — вновь звенел в ушах голос Эржебетт — Он — как я!»

Тоже…

Нет, ни лидеркой, ни оборотнем, ни простым упырём он оказаться, конечно же, не мог. Но и обычным тевтонским магистром — магистром Семиградья, комтуром Серебряных Ворот и членом генерального капитула ордена Святой Марии — мастер Бернгард быть не мог тоже.

— Ты Чёрный Князь?

Недобрая усмешка скользнула по губам Бернгарда.

— Что ж, русич, не стану отрицать очевидное. Да, я Пьющий-Властвующий. Нахтриттер, Шоломонар, Чёрный Господарь и Князь, которому посчастливилось оказаться здесь прежде… раньше… этой…

Магистр стеганул ненавидящим взглядом по саркофагу.

Чёрный Князь! Чёрный Князь! Чёрный Князь! — колокольным звоном гудело в голове. Чёрный Князь! И — ничего более. Ни о чём другом Всеволод думать сейчас попросту не мог.

— Но как?!

— Просто, — Бернгард невозмутимо пожал плечами, словно всё и в самом деле было — проще некуда. — Тебе ведь известно, что граница миров здесь уже была прорвана.

— Была… — прохрипел Всеволод. — Давно. Века назад. Была прорвана и была сомкнута заново.

— Но — была прорвана. А замкнута — не сразу. Я прошёл. Успел.

— Но ведь века назад!

— Для меня… для таких как я — время отсчитывается иначе, чем для людей. Для нас — века как года. Если, конечно, должным образом поддерживать себя.

— Чем? — на лбу Всеволода выступила испарина. — Как поддерживать?

Бернгард опять усмехнулся. Криво и неприятно.

— Питать себя живой кровью, разумеется.

— Ты пил людскую кровь?

— Немного, — кивнул магистр-князь. — По мере необходимости. Ровно столько, сколько требовалось, чтобы не обессилеть.

Не обессилить?! Ага! То-то на фоне прочих измождённых защитников Сторожи мастер Бернгард выглядит таким здоровяком.

— Одна жизнь в месяц — не так много, согласись, русич.

Одна жизнь в месяц? Вот она, разгадка! Вот оно, объяснение тайны замкового упыря! Ну да… Сначала жертвами Бернгарда были окрестные селяне, потом, когда поселенцы ушли из комтурии, пришёл черёд гарнизона Серебряных Врат.

— Одна жизнь в месяц, — многозначительно повторил Бернгард. — Всего одна.

— В году — двенадцать месяцев, — угрюмо проговорил Всеволод. — В веке — сто лет. Сколько столетий прошло с тех пор, как ты вступил в этот мир?

Бернгард помрачнел:

— До начала Набега я старался по возможности забирать жизни никчёмные и не нужные. Жизни, прекращения которых никто не заметит, жизни и о которых никто не станет горевать. Так удобно этому миру. Так выгодно мне. Мир ничего не теряет. Меня ни в чём не подозревают.

— Но ты…