Рудная черта

Всеволод запнулся. Он никак не мог осмыслить услышанное. Невероятно! Тевтонский старец-воевода, отважный, неутомимый и несокрушимый мастер Бернгард, хранящий Закатную Сторожу от нечисти, сам на деле оказался Чёрным Князем… Опаснейшей из тварей Тёмного обиталища.

— Ты! Пил! Кровь! — отрывисто бросил ему в лицо Всеволод.

— Без этого мне нельзя, русич, — нет, Чёрный Князь вовсе не оправдывался. Он просто терпеливо объяснял установившийся порядок вещей. — Без этого я умру. А я переходил границу миров не для того, чтобы подыхать от истощения в краю изобилия. Впрочем, дело не только в поддержании жизненных сил. Видишь ли, человеческая кровь не просто питает любого Властителя, переступившего черту, она ещё и способна исцелять его от ран. От самых разных ран. От самых страшных. Благодаря ей можно даже вернуть себе отрубленную руку или ногу — точно так же, как ящерица отращивает оторванный хвост.

Ох, слышал бы всё это сейчас бедняга Томас — однорукий кастелян Бернгарда!

— Кроме того, живая кровь этого мира защищает меня от губительного воздействия серебра и от солнечного света, — продолжал Бернгард.

— И, небось, помогает укрывать твою истинную сущность под обликом обычного человека?

— Ну… — магистр неопределённо пожал плечами. — Как видишь, люди пока ни о чём не догадываются.

— А собаки? — Всеволоду вдруг вспомнился огромный белый пёс с шекелисской заставы — грозный Рамук, безошибочно распознавший тёмных тварей.

— Что? — Бернгард непонимающе поднял брови.

— Знаешь, я ведь только теперь понял: в твоей крепости нет ни одной собаки. Лошадей — полно, а собак — нет. Не от того ли, что они лучше, чем кто-либо в этом мире, чуют нечисть.

— Иную суть, — щека Бернгарда чуть дёрнулась, — я бы сказал так. Это во-первых. А во-вторых… Знаешь, ведь даже самым чутким псам непросто распознать Пьющего-Властвующего, прожившего в этом мире не один век и уже пропитавшегося воздухом этого мира.

— Или кровью этого мира? — с ненавистью бросил Всеволод.

Бернгард хмыкнул в ответ. Продолжил:

— А впрочем, ты прав, русич. Стоило соблюдать осторожность. А потому ни в замке, ни в ближайших окрестностях собаки как-то… м-м-м… не приживались. Дохли в общем собаки. При странных обстоятельствах.

— Как и люди.

До чего же всё-таки мерзко! До чего отвратительно! И — страшно до чего! Чёрный Князь и тевтонский магистр с чёрным крестом на белом плаще, расчётливо и аккуратно сосущий человеческую кровь. Тайком. Из месяца в месяц. Из года в год. Из века в век. И, быть может, кровь дружинников, охранявших Эржебетт, тоже… Хотя, нет — Всеволод мысленно одёрнул себя, — Бернгарда тогда не было в замке. Но в крепости, управляемой упыриным Князем, могут ведь таится и другие кровопийцы. Крово… Пийцы. Пьющие…

— Кровь… — бормотал Всеволод, качая головой. — Кровь…

— Да, кровь! — раздражённо выплюнул Бернгард. — Я — не лидерка. Я не умею брать чужие силы и поддерживать свои одними лишь любовными утехами, как эта…

Ещё один ненавидящий (и… неужели завистливый?) взгляд магистра… тёмной твари в обличье тевтонского магистра вновь хлестнул по саркофагу.

На миг Бернгард отвёл глаза от Всеволода.

Отвлёкся.

И…

Всеволод воспользовался этим мгновением. Он атаковал так быстро и неожиданно, как только мог.

Только на внезапность была сейчас надежда.

Чёрный Князь, в каком бы облике он не представал — заклятый враг! Всегда! Везде! При любых обстоятельствах!

Глава 8

Стремительный прыжок через саркофаг. Через шипастую решётку из серебра и стали. Через осиновые тиски-колодки и бледное лицо Эржебетт над колодками, за решёткой.

Эржебетт тоже враг! Враг вдвойне, ведь любовный обман, взмешанный на чарах и волшбе — сродни предательству. Но пусть Чёрная Княгиня пока подождёт. Чёрная Княгиня заточена в саркофаге. Чёрная Княгиня — не страшна. Сейчас куда опаснее Чёрный Князь.

Признавшийся.

Открывшийся.

Отвлёкшийся.

Две гудящие дуги в руках. Два меча с насечкой белого металла над головой Бернгарда. А мечи эти — в руках опытного обоерукого бойца. Лучшего воина русской Сторожи. Специально обученного бою с нечистью ратника, в жилах которого течёт кровь Изначальных. В котором их сила и мощь.

Рубящие удары были нанесены в полёте, когда Всеволод, перескочивший через саркофаг, ещё не коснулся ногами каменных плит пола. Сокрушительные удары. Наискось. Справа. Слева. Один — выше, по голове, по верхней половине туловища. Другой — ниже, подсекающий. Живот, бёдра, ноги…

Два смертоносных удара-ловушки, от которых не уйти, не увернуться, не уклониться. Никому.

Кроме Чёрного Князя.

Мечи Всеволода рассекли воздух. Задели край тевтонского плаща, вздувшегося от резкого движения Бернгарда, будто парус на ветру.

Треснула разрубленная ткань.

Но сам Бернгард увернулся. Отшатнувшись, изогнувшись. Просочившись между свистящими клинками. Неведомым, непостижимым образом. Со стремительностью, ловкостью и гибкостью, недоступными простому смертному.

Следующие два удара Всеволода магистр принял уже на свой меч, вырванный из ножен.

«Звякзь-з-з-ь! Звякзь-з-з-зь!»

И ещё два. И снова.

«Звякзь-з-з-ь! Звякзь-з-з-зь!»

«Звякзь-з-з-ь! Звякзь-з-з-зь!»