Ага, а вон и Бернгард ведёт свою мёртвую дружину по упыриным трупам через тесный крепостной лабиринт. И сам Князь-магистр и его умруны жмутся к крышам, навесами, карнизами, так что сверху не сразу и углядишь. Рубятся — хладнокровно, умело, ловко. Но будет ли с того прок?
Всеволод начинал понимать кое-что из случившегося. Судя по всему, нечисть взяла замок стремительным и мощным штурмом. Оказавшись же внутри, тёмные твари не рассыпались тупой неуправляемой массой по запутанным проходам в поисках живой крови, а продолжали атаку упёрто и слажено, повинуясь чужой разумной воле, ловко расчленяя силы невеликого сторожного гарнизона, отсекая защитников друг от друга, напирая со всех сторон, не давая передыху, не позволяя перегородить путь баррикадами и осиновыми рогатками.
В итоге каждый стенной пролёт, каждая башня, каждая постройка, занятые воинами Сторожи, становились отдельной крепостцей. Малые цитадельки оборонялись отчаянно, вокруг каждой бесформенными кучами громоздились изрубленные и исколотые бледнокожие тела. Но, будучи уже не связанными воедино, разрозненные крепостцы гибли одна за другой, захлёстываемые белёсыми вопящими волнами.
Оборона осложнялась ещё и бурей, бушевавшей над замком. Ветер, казалось, дул со всех сторон сразу. Дождь, словно многохвостая плеть, хлестал по лицам и доспехам. Вода, низвергавшаяся с небес, заливал огни на башнях и стенах. Косые струи, бьющие, будто пенистые стрелы из бойниц, из-под кровли, из-за крепостных зубцов, доставали и гасили даже костры, защищённые навесами. Бурлящие потоки неслись по открытым боевым площадкам и закрытым галереям. Уложенные во рву брёвна и хворост плавали как во время весенних паводков в лесу. Ненастье, казалось, специально задалось целью поспособствовать в эту ночь упыриному воинству и помешать людям.
Пускать в ход алхимическое пламя и громовой порошок в таких условиях почти не удавалось. Скупые желтовато-красные огненные блики в мокрой тьме полыхали редко и гасли быстро. Защитникам крепости приходилось полагаться лишь на отточенную сталь с серебром. Увы, на всех кровопийц серебрённой стали не хватало. Ярко-синие высверки ветвистых молний освещали колышущееся море упыринных голов и воздетых кверху когтистых рук. Нечисть уже заполняла большую часть пространства под стенами и башнями в узких проходах, арках, галереях…
Однако самое скверное было всё таки не это. Прямо из пелены ливня, из молний и громовых раскатов на крепость раз за разом обрушивался тёмный размытый, размазанный ком. Чернильный сгусток, отсверкивающий в синих вспышках ртутным блеском. Раскинувший широкие угловатые…
Крылья?
Всеволод не сразу, не со второго, и даже не с третьего раза опознал в летающей твари…
«А над башнями змей крылатый кружит!» — говорил ему покойный Фёдор.
Да-да, именно так — огромного гада с крыльями опознал.
Но лишь когда чудище пронеслось сквозь яркие всполохи молний над крепостным двором, перемахнуло через стены детинца и дважды облетело вокруг донжона, чуть ниже смотровой площадки, Всеволод смог разглядеть тварь во всех подробностях.
Голова… головища — размером этак с две бычьих — на толстой и длинной шее. Морда — что-то среднее между змеиной и птичьей. Но змеиного, пожалуй, всё же в ней побольше будет. Клюв-пасть — раскрыт и топорщится гнутым, выступающим наружу частоколом зубов. Каждый — с татарскую саблю.
А вот глазки для такой головы совсем махонькие. Уже смотровой прорези тевтонского шлема. И прикрытые к тому же толстым веком. Только две складки и можно различить: две щёлки, зло поблёскивающие глубоко запрятанными угольками.
Тело — гибкое, вытянутое. Но посередине, где брюхо и крылья — сильно утолщается. Снизу — четыре поджатые лапы. Короткие, кривые, растопыренные, как у ящерицы, когтистые, не менее опаснее, чем упыринные руки. Всеволод видел, как тварь на лету подцепила с одной из крыш оплошавшего кнехта. Наземь упали куски разодранного тела.
Впрочем, куда страшнее лап был длиннющий хвост. Хвост твари раскачивался и наносил сокрушительные удары, будто кистень ночного татя. На конце хвоста — шипастый желвак. Массивная чёрная гирька (кость — не кость, металл — не металл) запросто проламывала крыши, крушила щиты и сминала доспехи.
Крылья твари состояли из толстой кожистой перепонки на крепком костяном каркасе. И крылья и лапы, и голова и всё тулово летающего ящера были покрыты крупной чешуёй. Чёрные, выпуклые, блестящие, словно политые смолью, щитки-пластины лежали внахлёст друг на дружке.
На спине чёрного змея сидел чёрный наездник. Наездник тоже целиком — от затылка до пят — был закован в гибкую блестящую, как ртуть броню. На голове — округлый шлем с сильно выступающим вперёд забралом. В одной руке повелитель дракона держал чёрный щит, напоминавший крышку гроба. В другой…
Нет, это и не меч даже. Хотя по размерам не уступает длинному тяжёлому рыцарскому клинку и даже превосходит его. И не сабля. Хотя тоже загнут. Но в другую сторону. По форме и предназначению это, скорее уж, плоский крюк.