Рудная черта

— Госпитальера[1] сюда! — проревел магистр куда-то в дождливую тьму. — Живо!

Маленький пожилой орденский брат возник под навесом коновязи как по волшебству. В руках — обнажённый меч. На плече — небольшая сума. На широком поясе — с полдюжины кожаных мешочков и маленьких толстостенных склянок, тоже обмотанных кожей.

— Кровь! — процедил Бернгард. — Останови ему кровь! Сейчас же!

Тевтонский лекарь не стал тратить время на расспросы. Молча глянув на плечо Всеволода, он приступил к делу. Отложил меч. Решительно отстранил магистра.

Попросил, как приказал:

— Прикройте рану от воды, мастер.

Бернгард послушно выполнил распоряжение. Собственной спиной и раскинутым в стороны плащом заслонил Всеволода от стекающих сверху, из щелей навеса ручейков.

Замелькали длинные ловкие пальцы госпитальера… Первым делом лекарь вынул из сумы чистую тряпицу и тщательно обтёр рану. Затем отбросил тряпицу в сторону — всю слипшуюся, красную. Всеволод успел заметить среди тёмно-бурых пятен чёрные вкрапления. Похоже на крошево от боевого серпа. Вот только с чего бы ему так крошиться?

А орденский знахарь уже откупорил одну из своих склянок. Скупо бросил:

— Потерпи…

Что-то нестерпимо жгучее полилось на разрубленное плечо. Больно! Всеволод прикусил губу, чувствуя, как рану заполняет жидкий огонь.

Опорожнённый сосуд полетел в лужу.

— Теперь будет легче, — пообещал госпитальер.

Что-то лилось снова. Из другой склянки. Но теперь — уже не пламя, а холод растекался по ране. Плечо немело, умирало, утрачивало чувствительность, делалось деревянным каким-то, застывало, как во льду. Замороженная неведомым снадобьем то ли навсегда, то ли до поры до времени, боль больше не ощущалось.

— Уже почти всё…

В руках лекаря появился кожаный мешочек с каким-то порошком. Осторожно, не прикасаясь к самой ране, а лишь к коже возле неё, тевтон пальцами левой руки широко раздвинул кровоточащий разрез. Даже теперь Всеволод ничего не чувствовал. Только плечо почему-то казалось чужим и разбухшим до невероятных размеров. А старик уже сыпал содержимое мешочка в разверстую плоть.

Скосив глаза, Всеволод видел, как мелкий, будто пыль, бесцветный порошок взбурлил и зашипел. Всё плечо и руку до локтя заволокло густыми хлопьями розовой пены.

— Ну, вот и готово!

Госпитальер придавил пенистую массу небольшим сложенным вчетверо платком. Чем-то пропитанным, судя по резкому алхимическому запаху. Затем перемотал рану длинной белой тряпицей. Поверху туго затянул тонким ремешком, извлечённым из лекарской сумы.

На всё — про всё потребовались считанные секунды.

— Что? — нетерпеливо спросил Бернгард. — Как?

— Я сделал, что мог, мастер Бернгард, — пожал плечами лекарь. — Средства надёжные, проверенные. Боль должна уйти. Кровь — остановиться.

Всеволод прислушивался к собственным ощущениям. Да, боли действительно не было. Совсем. И кровяной ток уже не отдавался в плече тугими рвущимися наружу толчками.

— Вот только… — госпитальер запнулся.

— Что «только»? — вскинулся Бернгард.

— Если он, — госпитальер указал глазами на Всеволода, — продолжит бой — рана раскроется снова. Русич истечёт кровью.

— Он должен жить! — свёл брови Бернгард.

— Тогда он не должен драться. Не должен делать резких движений, не должен садиться в седло. Чтобы рана затянулась полностью, ему нужен покой. Хотя бы до следующего вечера. Это всё, что я могу сказать.

Лекарь завязал сумку и поднял меч. За непробиваемым защитным кругом, выстроенным мертвецами Бернгарда выли упыри и кричали люди.

«Покой? — Всеволод усмехнулся. О каком покое может идти речь, когда кругом творится такое?»

— Госпитальера! Госпитальера сюда! — донеслось откуда-то справа.

— Я должен идти, мастер.

Не дожидаясь ответа, лекарь шагнул из-под навеса в дождь.

Магистр пребывал в растерянности недолго.

— Отступаем! — рык Бернгарда пронёсся над крепостью. — Все — назад! К внутреннему замку! Строя не ломать! Раненых не бросать!

— Отступаем! Назад! — несколько голосов тут же подхватили приказ магистра.

Вероятно, вместе с командами, произносимыми вслух, Бернгард отдавал и мысленные повеления своей мёртвой дружине. Всеволод почувствовал, как два умруна подхватили его под руки и под ноги. Заботливо чтобы — не дай Бог — не потревожить рану. Чтобы не выпустить понапрасну бесценную кровь. Мёртвые рыцари аккуратно тащили раненого к высившейся над замком громаде донжона. Ещё несколько умрунов прикрывали. Справа, слева, сзади, спереди.

Сопротивляться не было сил. Да и не хотелось. Тело казалось ватным, не своим и вообще — не здешним. Сознание ускользало.

— Мечи! — прохрипел Всеволод. — Бернгард, возьми мои мечи!

Нет, он не впал в небытие. Он видел, как вокруг кипела битва. Люди по-прежнему рубили упырей. Упыри по-прежнему рвали людей. И всё же…

Теперь всё было иначе. Лишившиеся Властителя тёмные твари утратили порядок и рассудок. Их вновь вела одна лишь жажда. Из грозного войска, выполняющего единую волю, они превратились в неуправляемую беснующуюся толпу, где каждый — сам по себе. Где нет уже общих задач и целей, где никто не стремится к общей победе.