Рудная черта

Пронизывая озёрные воды насквозь, они курились зеленоватыми испарениями, как торфяные пожары на болотах, а через некоторые из них можно было даже различить пробивающиеся со дна слабые багровые отсветы рудной черты. Однако воспользоваться подобными прорехами было никак невозможно: слишком уж малы. Человеку ни в одну из таких дыр не протиснуться. И разбросаны они друг от друга. И от берега далековато. Пока доберёшься — утонешь в мёртвых водах.

Это могло являться чем угодно, но только не заветным проходом к древней кровавой границе. Уж Всеволоду-то было с чем сравнивать. Настоящий проход — ровный, широкий, идущий от берега до берега, да через всё дно — он видел глазами Эржебетт. А это… Нет, это не то. Это — НЕ НАСТОЯЩЕЕ. Вскрытое, взломанное грубо, неумело, не по правилам, не ночью, а средь бела дня. И белым металлом. И именно поэтому — НЕ ТО.

Тёмные мёртвые воды дрожали часто и мелко. Как студень на ветру. Огромный такой гигантский, дырявый дымящийся студень в каменном котле.

Всеволод тупо хлопал глазами.

Бернгард стоял рядом и смотрел безмолвно, не дыша. Как будто… Восхищённо?

Два отражения колыхались на беспокойной ряби дёготьного цвета. Отражение Всеволода — перевёрнутое вверх ногами. Головой к берегу. И отражение магистра. Обычное. Правильное. Головой к центру водоёма, изъеденного дырами. Всеволод отметил это лишь краем сознание, ничуть не удивившись. Что ж, так и должно быть. Сам он родился в этом обиталище. Бернгард — пришёл из мира иного, однажды уже переступив рудную черту, сокрытую на озёрном дне. Оттого и не меняется отражение магистра в напуганных мёртвых водах.

«Так тоже можно отличать нечеловека от человека», — говорил когда-то Бранко. Волох был прав. Но сейчас о его правоте Всеволод думал меньше всего. Мысли сейчас крутились вокруг язв беспорядочно пронзивших озёрную гладь.

Прорехи, словно прорубленные, пробитые, проломленные, прогрызенные в мёртвых водах, смутно повторяли очертания брошенных на дно предметов. И были совершенно… абсолютно бесполезны.

Всё вышло не так. Вышло иначе!

Всеволод с трудом подавил рвущийся из груди стон разочарования. Повернулся к Бернгарду:

— Что это?! ЧТО?! ЭТО?!

Магистр пожал плечами. Ответил спокойно. Даже, вроде бы, удовлетворённо:

— Мёртвые воды не выносят серебра. И они, действительно, расступились, отгородив себя от него. И его — от себя.

— Отгородив?

— Да, русич. Так засевшая в человеческом теле заноза или наконечник стрелы обволакивается гноем, а после с гноем же выходит наружу. У озера нет возможности вытолкнуть серебро вовне. Поэтому его воды просто отступили, разорвались, разошлись в тех местах, где лежит белый металл.

— Бернгард, мы сможем как-нибудь пустить в эти прорехи мою кровь и сказать твои слова? — спросил Всеволод.

Магистр покачал головой:

— Кровь падёт не на кровавую границу, а на серебро, лежащее на дне. Слова — тоже. И вряд ли сейчас, при свете солнца, мёртвые воды пропустят их дальше. И потом, нам ведь всё равно не добраться до этих водяных дыр. Они открылись слишком далеко от берега. А у нас нет ни лодки, ни плота. Да если бы и были… Это особое озеро, русич. По нему невозможно плавать. Здесь тонет всё. Проваливается сквозь верхний слой. Увязает в нижнем.

Тонет всё? Проваливается? Увязает? Что ж…

— А если мы… — вскинул голову Всеволод. — Сами… Если просто войдём туда?

— Куда? — поднял брови Бернгард. — В озеро?

— Ну да! На нас — серебряные брони. Значит, перед нами мёртвые воды должны расступиться. Нужно только идти вперёд и…

— И воды, конечно, расступятся, — перебил Бернгард. — Вот только не сразу. Вначале они нас изломают. Превратят в кольчужные мешки с месивом из раздавленных внутренностей и раздробленных костей. А потом — да, расступятся. Над тем, что от нас останется. Ты же видел — озеро не разверзается сразу. Оно противится белому металлу. Пытается его поглотить, справиться с ним. Оно бьётся и борется.

— А разве оно ещё не успокоилось? — нахмурился Всеволод.

— Посмотри на эту рябь, русич. Посмотри на своё отражение. Это мнимое спокойствие. Оно продлится лишь до следующего соприкосновения с серебром. Хочешь проверить?

Не дожидаясь ответа, Бернгард вынул из ножен меч. Коснулся клинком дрожащей воды, самым кончиком тронул тёмную жижу под прозрачным слоем. И тут же отдёрнул серебрённое оружие, отступая на шаг.

Всё верно! Даже от этого слабого касания мёртвые воды дёрнулись, вздыбились, взбурлили, вскипели. И долго не могли утихомириться.

— Нам нужен проход на дно, русич, — сказал Бернгард. — Настоящий проход, по которому можно беспрепятственно спуститься с берега до самой кровавой черты. Без него — никак.

Всеволод обречённо вздохнул:

— Ты же видишь: это невозможно. Днём до дна не добраться.

— Я так не считаю, — губы магистра вдруг раздвинулись в довольной улыбке. — Главное, мы убедились, что Мёртвое Озеро, действительно, обнажает дно перед лунным металлом.

— Что ты задумал? — насторожился Всеволод.

— Попробуем использовать не куски серебра и не серебрённую сталь.

— А что же тогда?

— То, что можно, выражаясь твоими же словами, смешать с водой.