Рудная черта

Кивок на узкую расщелину посреди озера.

— … кого-то следует оставить здесь…

Взгляд на берег, обступаемый со всех сторон визжащими тварями.

— Пока мы будем спускаться вниз, нас должны прикрывать сверху. Хорошо, надёжно прикрывать. Тем, кто останется на берегу, перед смертью придётся здорово помахать мечами.

«Перед смертью»… Всеволод поморщился. А впрочем, разве возможен иной исход? Нет. Слишком много нечисти движется сейчас по зову Чёрного Князя с плато и из укрытого туманом ущелья к Мёртвому Озеру. Встать на её пути и выжить — невозможно. Даже при свете дня. Пожжённые солнцем упыри всё равно возьмут числом. Тёмные твари растопчут, сомнут, сбросят в воду любой заслон, который способна выставить сейчас горстка сторожных воинов. Рано или поздно, но это случится. Всё дело лишь в том, насколько рано и насколько поздно…

— Задача остающихся — задержать Пьющих перед озером так долго, как это возможно, — продолжал Бернгард. — Они дадут нам шанс, которым мы либо воспользуемся, либо нет.

— Кто «мы», кто «они», Бернгард? — Всеволод исподлобья глянул на магистра. — Кто пойдёт? Кто останется?

— Идём я и ты, и это не обсуждается, — сухо сказал Бернгард. — Сам понимаешь — мои слова и твоя кровь…

Да, уж… Кровь Изначальных. Без неё рудной черты не замкнуть.

— Ещё?

— С нами отправятся мои рыцари. Те, которых я специально готовил к этой битве.

— Твоя мёртвая дружина?

— Да. Больше никого не нужно. Проход на дно слишком узок, так что все прочие пусть остаются на берегу. И не спеши возражать, русич. В бою с Пьющими, да и в любом другом бою каждый из моих серебряных рыцарей стоит двоих-троих, а то и доброй полудюжины живых сторожных воинов. Это сейчас наша главная сила и её следует использовать для решающего удара.

— А живые, значит, — загибайтесь в заслоне?

— Они погибнут в любом случае, русич. А мёртвые доберутся до кровавой границы вернее и скорее, чем живые.

Всеволоду всё это очень не нравилось. Да и кому такое понравится?! Ему предлагали оставить верных соратников, а самому спускаться к рудной черте в компании Чёрного Князя-магистра и накачанных серебром умрунов. Но ведь и возразить было нечего. Бернгард сейчас был кругом прав. И от той жестокой правоты злость разбирала такая…

Ладно, закрыть бы брешь между мирами, а уж там… а уж потом…

Глава 41

Никто не спорил и не возражал. Все всё понимали. И без того невеликий отряд разделились на две небольшие группки. Развернулись спинами друг к другу. Живые… пока ещё живые ратники выстроились упругим полукругом перед узкой прорехой в мёртвых водах. Изготовились к обороне. Щиты — стеной. Оружие и лица обращены к подступающим тварям.

Бернгардовы умруны вновь становились клином. Махоньким таким пешим клинышком, способным легко втиснуться в тесный проём между киселеобразными тёмными стенами. Всеволод занял место на самом острие. Сражаться впереди — таково было сейчас его единственное и непременное условие.

Бернгард неохотно уступил. Сам встал рядом. И рыцарям из авангарда велел прикрывать Всеволода. Так велел, чтобы и Всеволод услышал.

— Ты можешь отважно биться в первых рядах, но не имеешь права проливать свою кровь, — сухо сказал магистр. — Помни об этом, русич, и знай — в бою тебя будут оберегать даже помимо твоей воли.

Всеволод зло сплюнул. Процедил, глядя на белёсую массу, медленно, но неумолимо, словно взбухающая квашня, поднимавшуюся из озёрных глубин:

— Пора начинать, Бернгард. Упыри скоро заберутся наверх.

— Пусть, — ответил магистр. — Чем больше своих Пьющих Властитель выведет сейчас из озера на солнце, тем легче будет с ними справиться. Подождём ещё немного.

Они ждали.

Секунды текли как часы.

Бернгард отдавал последние распоряжения. Наказывал остающимся на берегу воинам ни при каких обстоятельствах не спускаться вниз. Живому заслону, прикрывавшему мёртвый клин, надлежало стоять до последнего. Всеволод угрюмо молчал, молчанием своим поневоле подтверждая приказы магистра.

Он стоял на краю обнажившегося берегового склона — у начала извилистой расщелины, расколовшей мёртвые воды. Склон был крут и сплошь покрыт мелкой галькой. Наверх по такому подняться нелегко. Зато сверзнуться вниз — запросто. Эржебетт, сброшенная матерью, помниться, кубарем катилась до самого дна. До самой рудной черты. До бреши между мирами.

«Что ж, тем удобно будет атаковать, — отметил Всеволод про себя. — Сверху вниз — оно завсегда удобнее».

Исходящие из озера упыри тем временем вовсе замедлили продвижение. Последние аршины давались нечисти особенно трудно. Неуклюжие, обожжённые солнцем кровопийцы, достигнув обрывистой береговой кромки, едва шевелились. Падали, срывались, съезжали вниз по осыпающейся гальке. Поднимались, карабкались дальше. Снова падали. Толпились и топтали друг друга в жуткой давке.

И визжали. Дико. Пронзительно. Истошно. Не умолкая.

— И-и-и-и-и-и!

Визг нечеловеческой боли накрывал всё и вся. Несмолкаемый визг этот становился неотъемлемой частью окружающего мира, а порождённый им звон в ушах Всеволод уже воспринимал как часть самого себя.