Рудная черта

— Об этом тебе лучше знать! — Бернгарда аж трясло. Выпирающие наружу клыки скрежетали друг о друга. Из рта-пасти стекала струйка розовой слюны. В глазах пылала неутолённая Жажда, догорала разрушенная надежда и пламенела ярость, требовавшая выхода хотя бы в словах. — Было так… Твоя рука пустила его кровь, а после — ты её выпил. Кровь Олексы попала в тебя и поставила на тебе печать, как оборотай ставит печать на непожранной ещё жертве… Как «Эт-ту-и пи-и пья», как «Я-мы — добыча другого»…

— Оборотай?! — вскинулся Всеволод, хватаясь за спасительную соломинку. — Точно! На мне ведь, действительно, стоит метка волкодлака! Может быть, поэтому…

— Не может! — раздражённо рявкнул Бернгард. — Поэтому — не может! Метка оборотая отпугнёт лишь других оборотаев. Для высшего Пьющего она — ничто. Твоя кровь помечена кровью Властителя. Причём, помечена так, чтобы об этом не заподозрил никто. Кровь Властителя в тебе можно почуять, только отведав твоей крови. Ни оборотай, пометивший тебя, ни Эржебетт её не пробовали. Они лишь чуяли великую силу, кроющуюся в ней. Я же, по неразумению, вкусил твоей крови. И я едва успел её выплюнуть. И я говорю тебе, русич: Пьющий-Властвующий отравил твою кровь своей.

— Не было такого! — отчаянно замотал головой Всеволод, чувствуя, как всё сильнее расплывается по шее тёплое и липкое. — Я-то это знаю точно!

— Нет, русич, ты знаешь неточно, — звучали неумолимые слова Бернгарда. — Вкус твоей крови свидетельствует: было. Всё было именно так, как я сказал.

Бернгард утёр окровавленные губы, сплюнул ещё раз. Зашёлся в надсадном кашле. Быть может, магистр всё же сглотнул каплю-другую кровавой отравы? А впрочем, что за мысли?! Ведь это…

— Это невозможно!.. — упрямо пробормотал Всеволод. — Не могло ЭТОГО быть… Никогда… Чтобы Олекса… Чтобы я пролил его кровь… Чтобы я испил её…

Он осёкся.

Не могло? Никогда?

А поединок?!

Последнее испытание перед эрдейским походом. Единоборство со старцем-воеводой на тупых учебных мечах. Тупых, но всё же кованных из железа. Тогда на ристалище возле родной Сторожи, Всеволод затупленными клинками ранил Олексу, бившегося без защитной брони, в грудь. Да, тогда он, действительно, пустил своей рукой кровь непобедимого старца-воина. А потом…

А вот что было потом — ему неведомо. Ответный удар Олексы пришёлся в голову. Добрый шлем не раскололся, но сознание на время покинуло Всеволода. Очнулся он уже в избушке травника. Причём, самого сторожного знахаря — дядьки Михея рядом не было. Был только старец-воевода с перевязанной грудью. И больше — никого. А ещё… Ещё был гул в голове. И привкус крови на губах. Вот только чьей крови?

Неужели, пока он лежал без сознания…

Потом?! Что было потом? Всеволод лихорадочно вспоминал. Олекса говорил что-то об особом заговорном слове — своём слове, заветном и тайном, о котором никто больше не ведал. О том, что, якобы, слово это быстро поднимет Всеволода на ноги. И ведь исцеление пришло. Быстро. Очень. Даже травник Михей не обладал таким лекарским даром. А Олекса — обладал. Или не Олекса, а его красная руда… кровь тёмного Властителя, впущенная в кровь Всеволода?

Боль тогда отступила. Несмолкающий гул прошёл, но голова была будто мхом набита. Всеволод помнил, как уснул в путанице вялых мыслей. Словно утонул в алой вязких жиже. И как увидел странный красный сон без образов. Невнятный кровавый сон.

Так действительно ли ЭТОГО не могло быть? Того, о чём говорит Бернгард? Или всё же могло?

— Со временем Олекса обретёт над тобой полную власть, — слышал Всеволод глухой и потерянный голос Бернгарда. — Он подчинит тебя, как Властитель подчиняет Летуна. И тогда ему даже не обязательно будет испивать тебя. Ты сам по воле Олексы станешь открывать перед ним границы миров. А я… Я не могу пить кровь, помеченную другим Властвующим. Так на что она мне теперь? Что мне с ней делать? Что мне делать с тобой, русич?

— Отдать чужую добычу законному хозяину! — вдруг пророкотало сзади.

Сказано это было по-немецки, но с ощутимым акцентом.

Оцепеневший и вовсе утративший дар речи, Всеволод смотрел, как порушенную рудную черту переступал… как через брешь в багровой стене входил…

— Олекса! — крик застрял у него в глотке.

Наружу вырвался только слабый-слабый хрип.

Да, это был тот, кого здесь быть никак не могло. Кого Всеволод не рассчитывал уже увидеть ни при каких обстоятельствах.

Старец-воевода русской Сторожи! В левой руке — серебрённый щит. В правой — меч. Из-под шлема выбиваются длинные седые волосы. Густая сеть морщинок под опущенной стрелкой-наносником. Тонкие губы изогнуты в насмешливой улыбке.

Но как?!

Откуда?!

Почему?!

— Ты!.. — о, сколько ненависти было в этом возгласе Бернгарда.

И снова:

— Ты! — как проклятье.

— Не ждал, Бернгард? — ухмыльнулся Олекса.

А вслед за старцем-воеводой в проход между мирами уже сыпались ратники Олексы.

Первый, второй, третий…

Пятый, десятый…

Пятнадцатый, двадцатый…