— Тогда я счастлив за вас. Он самый младший, самый маленький из нас… Ему, возможно, пришлось немного хуже, чем всем нам. Нет ничего более бесполезного, как еще один принц, когда их уже и так целая толпа. Я перед ним так же виноват, как и остальные. Однажды мы с Блейзом засадили его на два дня на островке к югу отсюда…
— А Жерар съездил и вызволил его, когда узнал об этом, — закончила она за меня. — Да, он мне рассказывал. Должно быть, это тревожит вас, если вы до сих пор помните об этом.
— На него это тоже, возможно, произвело впечатление.
— Нет, он давным-давно простил вас. Он рассказывал это как анекдот. К тому же он тоже делал вам пакости. Однажды он вбил шип в каблук вашего сапога. Вы обули сапог и поранили пятку.
— Так это был Рэндом? Будь я проклят! А я-то всегда винил в этом Джулиана.
— Вот это и тревожит Рэндома.
— Как давно все это было!
Я покачал головой и продолжал есть.
Аппетит, действительно, пришел во время еды. Виала замолкла, чтобы дать мне как следует закусить. И я набросился на еду. Утолив голод, я почувствовал потребность в общении.
— Вот так-то лучше, намного лучше, — начал я. — Я провел в небесном городе необычную и утомительную ночь.
— Вы видели какие-то интересные знамения?
— Не знаю, насколько они интересны, но я рад, что был их свидетелем. А здесь что-нибудь произошло за это время?
— Слуги говорили мне, что ваш брат Бранд выздоравливает. Он хорошо ел этим утром, что само по себе обнадеживает.
— Верно, — согласился я. — Теперь он, кажется, вне опасности.
— Вероятно. Эта серия ужасных происшествий, которая обрушилась на всех нас! Мне очень жаль. Надеюсь, ночью на Тир-на Ног-та вам удалось узнать, как повернуть судьбу, чтобы избежать в будущем неприятности.
— Не придавайте им такое значение, — успокоил я ее. — Все образуется само по себе. Знамения здесь ни при чем.
— Тогда зачем же?..
Я изучал ее со все возрастающим интересом. Лицо ее не выдавало волнения, и только правая рука подергивалась, постукивая и пощипывая диван. Затем она заставила и руку лежать неподвижно. Она явно была личностью.
— Да, — сказал я, затягивая время. — Вы и о моем ранении тоже знаете?
Она кивнула.
— Я не сержусь на Рэндома за то, что он рассказал вам все. Его суждения всегда были точными, ведь они были его защитой. Хотелось бы все-таки знать, что еще он вам рассказывал. И не из любопытства. Ведь некоторые вещи знать не бесполезно. И я беспокоюсь за вас. И кроме того не знаю, могу ли вам поведать то, что случилось с нами недавно.
— Я понимаю. Конечно, трудно сказать, все ли он мне рассказывает, но мне кажется, я знаю многое. Я знаю вашу историю и историю большинства других. Он держит меня в курсе событий, подозрений и предчувствий.
— Спасибо, — пригубил я вина. — Теперь мне будет легче говорить с вами. Я хотел бы рассказать вам все, что случилось после завтрака до этой трапезы.
Так я и сделал. Она улыбалась, когда я говорил, но не перебивала. Когда я кончил, она спросила:
— Вы думали, что меня расстроит упоминание о Мартине?
— Могло бы быть и так.
— Нет, — возразила она. — Видите ли, я знала Мартина еще в Ребма, когда он был мальчиком. Я была там, пока он рос. Он мне очень нравился. Даже если бы он не был сыном Рэндома, он все равно был бы мне дорог. Я могу только радоваться заботе Рэндома о нем, со временем это пойдет на пользу им обоим.
Я покачал головой:
— Я не слишком часто встречаю людей, подобных вам. И я рад, что, наконец, встретил вас.
Она рассмеялась, после чего спросила:
— Долго ли вы были без зрения?
— Да.
— Это может или озлобить человека, или подарить ему радость почувствовать то, что он имеет.
Мне не нужно мысленно возвращаться к своим чувствам во время слепоты, чтобы понять, что я отношусь к людям первой категории. Даже если не принимать в расчет обстоятельства, при которых я ослеп. Сожалею, но таков уж я…
— Верно, — согласился я, — вы счастливая.
— На самом деле это просто состояние души, то, что легко может оценить Повелитель Отражений.
Она поднялась:
— Я всегда гадала, как вы выглядите. Рэндом вас описывал, но это совсем не то. Можно мне?
— Конечно.
Она подошла и положила на мое лицо кончики пальцев, деликатно проводя ими по моим чертам.
— Да, — произнесла она, — вы во многом такой, каким я вас представляла. Я чувствую в вас напряжение. Оно давно не покидает вас, не так ли?
— В той или иной форме, да. Я полагаю, никогда со времени моего возвращения в Амбер.
— Хотела бы я знать, — задумчиво промолвила она, — были ли вы счастливее до того, как вновь обрели свою память?
— Это один из вопросов, на который ответить нельзя. Если бы я не обрел ее — это было бы равносильно смерти. Но если отложить в сторону все рассуждения, то можно сказать, что в те времена не давал мне покоя вопрос — кто я такой? Откуда? Зачем я? Думать об этом было мучительно.
— Но вы были более или менее счастливы, наверное счастливее, чем сейчас?
— Не более и не менее. Одно уравновешивает другое. Это, как вы выразились, состояние души. И даже если бы это было не так, я знаю, кто я такой, теперь, когда я нашел свой Амбер.
— Почему же?
— Почему вы меня обо всем этом спрашиваете?