Руководство к изучению Священного Писания Нового Завета. Часть 1. Четвероевангелие

Когда злобные враги насытили свою злобу и стали понемногу отходить от креста, ко кресту приблизились стоявшие до того несколько поодаль Пресвятая Богородица, сестра ее Мария Клеопова, Мария Магдалина и «ученик, которого любил Иисус», как обычно называет себя в своем Евангелии святой Иоанн Богослов. С отшествием Христовым из этого мира Пречистая Матерь Его оставалась одна, и некому уже было заботиться о Ней. А потому словами: Жено! се, сын Твой и ученику: Се, Матерь твоя! (Ин. 19, 26–27) – Господь поручает Свою Пречистую Матерь возлюбленному ученику Своему.

И с этого времени ученик сей взял Ее к себе (Ин. 19, 27). С того времени Пречистая Матерь Божия до самой Своей смерти, как свидетельствует и церковное предание, жила у святого Иоанна, который заботился о Ней, как любящий сын.

Это особенно важно и знаменательно вот в каком отношении. Протестанты и сектанты, не упускающие случая похулить Пречистую Матерь Божию, отвергают Ее приснодевство и говорят, что после Иисуса у Нее были другие дети, рожденные естественным путем от Иосифа, и что это и были те братья Господни, о которых упоминается в Евангелии. Но спрашивается: если у Пресвятой Богородицы были родные дети, которые, несомненно, могли бы и должны были бы заботиться о Ней как о своей матери, то зачем было бы поручать Ее святому Иоанну Богослову?

Надо полагать, что и Пресвятая Дева Мария, и святой Иоанн Богослов оставались при кресте до самого конца, ибо святой Иоанн указывает в своем Евангелии, что он сам был свидетелем кончины Господа и всего, что за тем последовало (см. Ин. 19, 35).

Смерть Христова (Мф. 27, 45–56; Мк. 15, 33–41; Лк. 23, 44–49; Ин. 19, 28–37)

По свидетельству первых трех евангелистов, смерти Господа на кресте предшествовала тьма, покрывшая землю: От шестого же часа тьма была по всей земле до часа девятого (Мф. 27, 45; см. Мк. 15, 33; Лк. 23, 44), то есть по нашему времени от полудня до трех часов дня. Святой Лука добавляет к этому, что померкло солнце (Лк. 23, 45). Это не могло быть обыкновенное солнечное затмение, так как на еврейскую Пасху, 14 нисана, всегда бывает полнолуние, а солнечное затмение случается только при новолунии, но не при полнолунии.

Это было чудесное знамение, которое свидетельствовало о поразительном и необычайном событии – смерти возлюбленного Сына Божия. Об этом необыкновенном затмении солнца, в продолжение которого даже видны были звезды, свидетельствует римский астроном Флегонт. Об этом же необыкновенном солнечном затмении свидетельствует и греческий историк Фаллос. Вспоминает о нем в своих письмах к Аполлофану и святой Дионисий Ареопагит, тогда еще бывший язычником.

Но замечательно, как подчеркивают святитель Иоанн Златоуст и блаженный Феофилакт, что эта тьма была по всей земле, а не в какой-либо части только, как это бывает при обычном затмении солнца. Видимо, эта тьма последовала вслед за глумлениями и насмешками над распятым Господом. Она же и прекратила эти глумления, вызвав то настроение в народе, о котором повествует святой Лука: И весь народ, сшедшийся на сие зрелище, видя происходившее, возвращался, бия себя в грудь (Лк. 23, 48).

Около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани? (Мф. 27, 46). Эти слова святой Марк передает как Элои! Элои! (Мк. 15, 34) вместо Или. Этот вопль, конечно, не был воплем отчаяния, но только выражением глубочайшей скорби души Богочеловека. Для того чтобы искупительная жертва совершилась, необходимо было, чтобы Богочеловек испил до самого дна всю чашу человеческих страданий. Для этого потребовалось, чтобы распятый Иисус не чувствовал радости Своего единения с Богом Отцом. Весь гнев Божий, который в силу Божественной правды должен был излиться на грешное человечество, теперь как бы сосредоточился на одном Христе, и Бог как бы оставил Его. Среди самых тяжких, какие только можно себе представить, мучений телесных и душевных это оставление было наиболее мучительным, почему и исторгло из уст Иисусовых это болезненное восклицание.

По-еврейски «Илия» произносилось «Ели-агу». Поэтому вопль Господа послужил новым поводом к насмешкам над Ним: Илию зовет Он (Мф. 27, 47). Язвительность насмешки этой состояла в том, что перед пришествием Мессии иудеи ожидали прихода Илии. Насмехаясь над Господом, они как бы хотели сказать: «Вот, Он и теперь еще, распятый и поруганный, все еще думает, что Он Мессия, и зовет Илию Себе на помощь».