Run away\Hide away. Part III. Changes will come in the fall (СИ)

— Я куплю твои акции.

— Что? – Том пораженно выдохнул.

— Том… Ради карьеры в этой чертовой компании ты превратился в чудовище, — голос Йорга напомнил Тому детство, именно таким тоном отец говорил, когда считал какой-то вопрос решенным. – Ты потерял себя и … Билла.

— Ты меня не простишь? – Тому казалось, что в его неожиданно ставшее чувствительным сердце воткнули ржавый гвоздь.

— Тебе не поможет мое прощение, Том, – тихо ответил отец. – Скоро ты это поймешь. И я не могу допустить, чтобы ты остался в компании после всего, что натворил.

Через неделю сделка была оформлена, а Томас Каулитц перестал иметь отношение к бизнесу, ради которого едва не убил любящего его человека.

Томас отложил гитару и подошел к окну, отводя от прозрачного стекла белоснежную органзу, расшитую прозрачным стеклярусом. Сад отца был прекрасен, осенние цветы пестрым, как цыганский платок, ковром украшали землю.

«Томми, любимый, спасибо!» — в воспоминании мелькнули лукавые и счастливые карие глаза и тонкие пальцы, аккуратно обхватывающие стебли цветов.

Это было мучительно поначалу – любовь, словно лава со дна вулкана, поднималась в мужчине, выжигая все то, что прежде составляло его сущность. Каждое воспоминание, каждая осевшая в сознании мелочь вызывала настоящую бурю эмоций и чувств, главным из которых было раскаяние, расплавляющее душу. Мужчина чувствовал себя тягучей массой в руках стеклодува – стоит только сделать одно неверное движение, и готовая фигурка будет признана браком и разбита вдребезги. Только сейчас Томас стал осознавать, что его любили настолько сильно, так беззаветно, что это казалось невозможным. Каждое мгновение Тома кидало в пучины отчаяния от осознания того, что ничего уже нельзя исправить. Билл был потерян для него навсегда.

Георг наблюдал за другом, внутренне содрогаясь – казалось, что Том мучительно и болезненно сбрасывает с себя шкуру, оставаясь беззащитным и уязвимым. Листинга путало то, что бизнесмен все глубже уходит в чувство собственной вины, почти захлебываясь им, как сладким вином.

Том бродил по дому, давно оставленному без прислуги, как призрак самого себя, не зная, чего он хочет и где теперь его место. Он ночевал в комнате для гостей, потому что даже чистые простыни в их с Биллом постели пахли для него мучительно знакомым запахом тонкого нежного тела. Томас даже пытался заставить себя избавиться от вещей Билла, но он так и не смог выбросить даже простой щетки для волос, на которой остался длинный глянцевый волос.

Нервы Тома не выдержали, когда он наткнулся на обручальное кольцо, оставленное мальчиком перед побегом – мебель ломалась в его руках, словно сделанная из стекла, а плотные ткани рвались, как листы бумаги.

И только когда в его пальцах оказалась фотография, где был запечатлен Билл, нежно улыбающийся и чуть щурящийся на солнце, Том упал на обломки кровати совершенно без сил, признавая поражение – он влюбился. Он любит того, кто больше никогда не появится в его жизни.

Глава 2.

— Билли, вставай, – тяжелая мужская ладонь скользила по тонкой спине, обтянутой белой футболкой. – Вставай, уже восемь часов.

Юноша, лежавший среди подушек, натянул одеяло на голову, пытаясь спрятаться от низкого, чуть насмешливого голоса, заставляющего его выныривать из сладких снов.

— Билл, я сейчас тебя водой поливать буду, – голос перешел к угрозам, но веселый тон выдавал благодушное настроение.

Простонав что-то неразборчиво, Билл откинул с лица волосы и повернулся на спину, часто моргая и потирая веки пальцами.

— Дейв, ну ты изверг, честное слово, – капризно захныкал Каттерман, заставив Йоста, сидевшего на его кровати, хмыкнуть.

— Вставай уже, звезда, сегодня много дел, – он хлопнул юношу по коленке, скрытой одеялом.

— Что там, напомни, – Билл потянулся, разминая затекшее за ночь тело, и сел в постели, продолжая зевать.

— Интервью, а потом перелет до Лос-Анджелеса.

— О, не так скучно, как я думал, – повеселел Билл и поднялся с кровати, снимая с себя футболку. – Я в душ, а ты закажи пока завтрак, хорошо?

— Иди уже, – махнул Девид, беря пульт от телевизора.

Через полчаса юноша вышел из ванной, как говориться, при полном параде – уложенные лаком волосы, синие джинсы, провокационно подчеркивающие длиннющие ноги, черная тонкая кофта, не скрывающая пирсинга, за который Дейв до сих пор не мог его простить, и неизменный макияж.