Иногда Гриша исчезал из монастыря – бродяжничал где-то. Но странным образом никогда не пропускал похорон на Новодевичьем кладбище. Где бы он ни ходил, сколько бы ни странствовал, но лишь похороны на кладбище, тут как тут и Гриша в монастыре объявляется.
Насельниц юродивый называл «матушками», а они его – «братцем Гришей». Монахини часто просили его: «Почитай, братец Гриша». Он брал Псалтирь или жития святых и с удовольствием читал сестрам.
Днем он обычно сидел где-нибудь во дворе на солнышке или прогуливался по монастырским закоулкам. Так иногда идет он, идет по дорожке, остановится вдруг и начнет палочкой что-то чертить на земле. Нарисует и дальше следует. Опять остановится и снова давай чертить. Так целый день иногда ходит и чертит.
Слухи о прозорливости Гриши вышли далеко за пределы монастыря. Десятки людей со всех концов Ленинграда каждый день стремились попасть в Новодевичий, чтобы поговорить с юродивым, получить ответы на свои вопросы. Но Гриша вступал в разговоры неохотно, говорил чаще всего так, что понять его было решительно невозможно.
Помимо прочего, запомнилось, например, такое его пророчество. Когда Гриша только появился в монастыре, кто-то спросил, сколько ему лет. «Десять», – ответил юродивый. Монахини вспомнили об этом странном ответе ровно через десять лет, когда Гриша, как опасный антисоциальный элемент, был арестован и отправлен в тюремный дом для сумасшедших.
Гришу настолько хорошо знали в Ленинграде, что слухи о популярном юродивом дошли до Смольного. Власти, видимо, решили покончить наконец с этим опасным противником их безбожной политики: 29 марта 1932 года юродивого забрали.
О его дальнейшей судьбе известно немного. Уже в 1990-е было обнаружено следственное дело гражданина Деянова Григория Калиновича, на котором, очевидно, раздраженный до крайности следователь нервно начертал единственное слово: «Молчит». Видимо, юродивый вконец донял следствие своей безучастностью к происходящему. Для него, богоизбранного подвижника, это их следствие было мышиной возней, суетной мелочью, недостойной хотя бы самого незначительного внимания.
Известно, что Гриша затем был помещен в тюремный дом сумасшедших. О дальнейшей судьбе его сведений нет. Скорее всего, жизненный путь этого Божиего человека, настоящего праведника, там, за решеткой, и закончился. Святостью сильно влияет
Блаженная Матрона Анемнясевская (Рязанская)
Практически все жизнеописания юродивых, да и вообще любых подвижников веры начинаются с предуведомления, что такой-то или такая-то родилась в христолюбивой семье, что его или ее родители были людьми благочестивыми, богобоязненными и т. п. Естественно, складывается впечатление, будто бы блаженный угодник может появиться только при соблюдении соответствующих наследственных условий. А если он родился в семье далекой от христианского благочестия, то, следовательно, обречен, как яблоко, упасть недалеко от яблони. Судьба блаженной Матрены Рязанской опровергает такое представление: в детстве будущая святая едва не погибла от рук… родной матери.
Матрена Григорьевна Белякова родилась 6 ноября 1864 года в Рязанской губернии, в Касимовском уезде, в деревне Анемнясевой. До семи лет она была обычным, ничем не примечательным ребенком: ходила, наверное, с подружками по ягоды, играла в горелки, баюкала тряпичных куколок, очень любила, говорят, ловить бабочек. Но однажды она тяжело заболела. Это оказалась оспа. В то время такой диагноз, тем более где-то в сельской глуши, означал смертный приговор – можно было даже не тратиться на лечение. Матренушкина мать так и решила: девке все равно не жить, так нечего и хлопотать лечить ее. Молиться за дочку и то не стала родительница: болящую уже не отмолишь, так нечего и время тратить попусту. Матушка положила Матрену на печку, предоставив ребенку неизбежно и скоро умереть. Но время шло, а Матренушка не умирала. За неимением молитвенников она сама горячо молила Господа и Богородицу пощадить ее. С неменьшим усердием девочка повторяла заговор, услышанный раньше от кого-то на деревне: «Прости меня, оспица, прости, Афанасьевна, чем я пред тобою согрубила, чем провинилась!» Если уж и не помог ей этот фольклор, то во всяком случае не навредил – отроковица как будто пошла на поправку.
Спустя сколько-то времени матушка удосужилась заглянуть на печку: как там дочка? Отошла, что ли? Оказалось, жива! Но бесследно тяжкая болезнь, увы, не прошла – Матренушка полностью ослепла.
В судьбе Рязанской Матрены много общего с ее великой московской тезкой и почти современницей – блаженной Матроной Дмитриевной. И то, что они были одинаково слепы и одинаково неподвижны, это, конечно, далеко не главное, что их объединяет. Прежде всего, их роднят духовное единство, чистота сердца, обилие дарованных им свыше благодатных даров.