Ясное дело, в горелки играть и по ягоды ходить Матренушка больше не могла. Теперь ее уделом было сидеть дома всю жизнь. И мать придумала, когда так, обязать ее нянчиться с младшими детьми. Приглядывать за ними – это уже неуместное выражение по отношению к Матрене, но хотя бы покачать люльку, когда заголосит дитя, или подать ему кружку с водицей вполне по силам и слепенькой.
Матренушка потом рассказывала: «Особенно тяжело было мне нянчить сестренку, которой было уже полтора года. Я все роняла ее, а мать за это меня очень била, а я все роняла… Однажды, когда мне было десять лет, я нянчила, по обыкновению, сестренку, а мать ушла на речку. Каким-то образом нечаянно я уронила сестренку с крыльца на землю, страшно испугалась, заплакала и сама со страха прыгнула за ней туда же. В этот момент как раз подошла мать. Она схватила меня и начала бить. Так она меня била, так била, что мне очень тяжело и трудно стало и мне привиделось в этот момент: я увидела Царицу Небесную. Я сказала об этом матери, а она меня опять стала бить. Видение повторилось три раза, и я все говорила об этом матери, а мать после каждого раза все больше и больше била меня. Во время последнего видения Царица Небесная дала мне утешительную записочку…» – так Матрена заканчивала всегда свой рассказ. Но на вопрос слушателей – что же там было написано в этой записочке? – она обычно не отвечала.
После той материной выволочки Матренушка перестала вовсе расти. Она так и осталась росту десятилетнего ребенка – где-то с полтора аршина. Об этом можно судить хотя бы по одному из ее платьев – самому длинному, – подаренному ей уже в зрелые годы. Оно было длиной всего аршин с четырьмя вершками. Но мало того что Матрена осталась карлицей, увечья, нанесенные ей мамой, были, видимо, так серьезны, что она перестала ходить. Совершено беспомощная, незрячая, она теперь могла только лежать. Единственное, на что у нее оставалось сил, так это на то, чтобы перевернуться с боку на бок и взять какой-нибудь небольшой легкий предмет – кусочек хлеба, например. И вот эта несчастная не только не знала никакого сострадания со стороны своих родных – близкие упрекали ее в притворстве!
Но блаженная несла свой крест со смирением. Она непрестанно молилась, пела церковные песнопения и читала акафисты, заученные с голоса посетителей.
К семнадцати годам Матрена прославилась уже как редкостная подвижница, отмеченная Божией благодатью. К ней отовсюду потянулся народ со своими заботами, нуждами, скорбями. Матренушка всех принимала, для всех находила душевное и мудрое слово, вразумляла, помогала советом. Она обладала редкими даже для юродивых способностями предвидеть и исцелять: Матрена вылечила и избавила от демонского насилия сотни людей!
По всей видимости, впоследствии домочадцы стали относиться к Матрене терпимо и даже бережно: она стала кормилицей, позволившей семье жить не то что сносно, а даже достаточно.
Однажды к ней пришел крестьянин Клим Малахов. Он собирал пожертвования на строительство церкви у себя в селе. Выслушав его, Матрена попросила послушницу вынести ему красивое и, видимо, недешевое, полотенце. Приняв этот ценный подарок, Клим Малахов про себя решил, что, наверное, не будет передавать полотенце в новую церковь, а присвоит его. Тогда Матрена велела послушнице вынести еще одно полотенце. «Дай ему другое; первое-то на храм не пойдет…» – сказала она. У Клима просто-таки волосы поднялись дыбом. Он не стал дожидаться второго полотенца – выбежал прочь и затем прилюдно каялся в своих злых намерениях.
Замечательный случай произошел с выпускником медицинского факультета МГУ Сергеем Алексеевичем Никитиным. В 1930 году он оказался в лагере и не чаял дожить до освобождения, почему впал в уныние и уже равнодушно ожидал неизбежного конца. В том же лагере служила одна медсестра из числа заключенных. Эта женщина была прежде знакома с Матроной. И вот она посоветовала Никитину молитвенно обратиться к блаженной за помощью. Доктор – материалист и атеист – с недоверием отнесся к такому совету: что может сделать какая-то крестьянка, к тому же калека, да еще на расстоянии? – нет, чудес не бывает! Но однажды, когда ему стало совсем невмоготу, он в отчаянии мысленно обратился к рязанской блаженной: «Помоги, Матрена! Нет больше сил! Ложись впору и умирай!» Но проходили дни, недели, месяцы, а ничего не менялось – как сидел доктор Никитин в лагере, так продолжал сидеть. Уже вроде бы привыкать стал. Срок ему еще оставался такой, что лучше и не считать – только еще больше расстраиваться! И вдруг его вызывает как-то начальник и объявляет, что он свободен – что-то там пересмотрели в его деле! Он-то думал, ему еще сидеть и сидеть, а тут – воля!