— Действительно, как это произошло? Ведь сколько было сил затрачено на борьбу с «религиозными предрассудками», и казалось, атеизм победил окончательно. В 1950—1960-е годы религия воспринималась как что-то ужасно архаическое, смешное даже. И вдруг постепенно, я помню, когда я училась, в 1970-е годы, это не только стало не смешно — быть верующим, ходить в церковь, — а это стало какой-то доблестью… Отчего это?
— Я думаю, что переломным моментом была война. Война, когда церкви, как вы знаете, были заполнены людьми. Ведь все время, кроме войны, с самыми простыми проявлениями религиозности велась борьба, так что, например, на Пасху в церковь не пускали. Говорили: это для стариков. Но где это установлено, каким законом, что для стариков, а молодым нельзя? А когда собиралась толпа у церкви, какие-то активисты начинали гонять вокруг на мотоциклетке, выключив глушитель, со страшным грохотом. А во время войны это все куда-то исчезло, и люди благоговейно входили в храм. У каждого кто-то близкий был, за кого он молился, верил, свечку приходил поставить. Потом, когда война кончилась, это религиозное рвение ослабло, но я думаю, что перелом все же начался с войны.
— Но ведь потом были хрущевские гонения…
— Ну, как всегда, такой процесс не идет монотонно в одну только сторону. Был рецидив. Хрущев говорил, что он восстанавливает «ленинские нормы», потому что Сталин их нарушил. И в отношении к церкви он тоже пытался восстановить «ленинские нормы». И действительно, несколько лет длилось жестокое гонение, было закрыто около 10 тысяч церквей, разрушено. Закрывались причем варварским способом, по одному как бы ритуалу: входили в храм, добывали вино, приготовленное для причастия, выпивали его, потом начинали разбивать иконы, утварь, чтобы церковью уже было нельзя пользоваться. Сценарий разгрома по всем описаниям был один и тот же, в самых разных местах это происходило. Но это была государственная политика, а вот отношение людей, молодежи, мне кажется, начало постепенно с войны с колебаниями, но меняться.
— А мне кажется, что позднее. Потому что даже в 1960-е годы, если взять тех же шестидесятников, они же в основном, кроме немногих, были людьми очень далекими от религии.
— Видите ли, дело в том, в чьих руках средства информации, все от этого зависит. Шестидесятники были очень разными. Одни сидели в лагерях — именно потому, что протестовали против закрытия храмов, ходили к начальству, доказывали, что эти закрытия незаконны. В конце концов их сажали в лагерь, а то и психбольницу, и если ты был старик, то быстро там помирал. Я знал такие истории. А были и другие. И по Би-би-си, и по «Голосу Америки», и по радио «Свобода» рассказывали в основном о других шестидесятниках. Если сейчас посмотреть по нашим средствам информации, то тоже получится, что позиция интеллигенции вроде бы очень односторонняя, приспособительная.
— Игорь Ростиславович, у вас в роду были люди, связанные непосредственно с церковью, священнослужители?
— Были. И я это знал с детства. Знал, что я из «поповского рода» со стороны отца. Бабушка очень гордилась, что она из знатного священнического рода.
— Теперь общеизвестно выражение Тертуллиана, что душа человека по природе своей христианка. Но вот Пушкин записал когда-то в дневнике, после разговора с Пестелем, замечание своего собеседника, которое его, видимо, поразило:
«Сердцем я материалист, но мой разум этому противится». Обычно люди говорят наоборот: «Сердцем я верю, а вот умом, когда начну думать…» То есть Пестель как бы спорит с Тертуллианом: материализм, безверие исходят из души, от сердца, а разум ищет доводы в пользу веры…
— Я могу сказать, что с точки зрения культуры, науки довольно явно проявляется какое-то наличие разумного начала в мире. Я уже говорил вначале об этом документе Ньютона, который, не знаю, опубликован ли где у нас. Я его читал как фрагмент из неопубликованных работ Ньютона. Он говорит, почему атеизм является бессмысленным мировоззрением и долго никогда не владеет умами. Ньютон приводит ряд примеров: у большинства животных два глаза, нос находится под глазами, а рот находится под носом и так далее. То есть он говорит, что мы созданы по какому-то единому плану. Точно так же, как план просматривается в устройстве планетной системы, и это сейчас всем более-менее ясно. Солнечная система поразительно устойчива, она существует по крайней мере миллиарды лет, а может быть, и всегда будет существовать в таким же состоянии, и это связано именно с ее уникальным расположением.
— Но что-то все же крутится и в обратную сторону?