Наконец, на арену был выпущен сам глава русского духовенства — петербургский митрополит Серафим. Лично прибыв в царский дворец, он сложил свой белый клобук — знак митрополичьего достоинства — к ногам императора, и без всяких обиняков потребовал снять князя Голицына с занимаемых постов, потому что правление последнего в Министерстве, синоде и в Российском библейском обществе «колеблет церковь православную». Серафим заявил, что не примет свой клобук, пока не услышит из уст царя, что Министерство духовных дел уничтожено, что Святейшему синоду возвращены прежние его права, что министром просвещения поставлен кто-нибудь другой, а вредные книги истребятся. Император подал Серафиму клобук и обещал все выполнить.
После этого решились судьбы не только Голицына, но и Российского библейского общества и на долгое время русского перевода библии.
В мае 1824 г. повелением Александра I Голицын был устранен с должности президента общества, а на его место назначен митрополит Серафим. В том же году Серафим направил царю несколько писем о союзе библейских обществ с «мистическими лжеучениями» и о необходимости закрыть их, о вреде «всеобщего обращения Библии», о прекращении переводов Святого писания на «простое наречие» и о необходимости «уменьшения скромными мерами числа выпущенных книг».
Что подразумевалось под «скромными мерами», стало ясным в скором времени. Весною 1825 г. по распоряжению духовного начальства несколько тысяч недавно отпечатанных экземпляров русского перевода Пятикнижия сожгли в печах кирпичного завода.
12 апреля 1826 г. рескриптом Николая I (к этому времени Александр I уже умер) Российское библейское общество было закрыто, а перевод библии приостановлен.
Настолько сильны были опасения реакционного руководства русской православной церкви, что, получив в руки библию, «всякий сделается сам себе толкователем», что Святейший синод, в остальном весьма мало считающийся с мнением патриархов восточных церквей, в этом вопросе решил опереться и на их авторитет. В архивах синода были отысканы так называемые «Патриаршие грамоты», относящиеся еще к началу XVIII в. В этих грамотах, адресованных от «святейших патриархов восточно-католической церкви Святейшему всероссийскому синоду», о чтении библии было сказано следующее:
«Всякому благочестивому позволяется слушать писание, дабы веровать сердцем в правду и устами исповедывать во спасение, но не всякому позволяется без руководства читать некоторые части писания, особливо Ветхого завета. Без разбору позволять неискуссным чтение священного писания то же значит, что и младенцам предложить употребление крепкой пищи». Патриаршие грамоты были специально отпечатаны и разосланы по всем духовным учебным заведениям, каждый оканчивающий их будущий «духовный пастырь» должен был получить вместе со свидетельством об окончании экземпляр патриарших грамот — «для сведения и руководства».
К этому же времени относится и еще одна попытка поднять авторитет славянской библии и вместе с тем защитить ее от критического отношения со стороны «толкователей по собственным понятиям». В 1844 г. обер-прокурор Святейшего синода Н. А Протасов обратился к царю Николаю I как к верховному главе русской православной церкви с предложением объявить текст славянской библии «самодостоверным» и «богодухновенным», наподобие того, как католическая церковь поступила в отношении текста Вульгаты. Но когда Николай I передал это предложение на рассмотрение Святейшего синода, то три «первенственных» члена его, три митрополита, отклонили предложение Протасова. Мотивы отклонения впоследствии вполне откровенно объяснил московский митрополит Филарет (Дроздов): подобный акт привел бы к «затруднениям и запутанностям, которые в сем случае были бы те же или еще большие, нежели какие в римской церкви произошли от провозглашения самостоятельным текста Вульгаты».
Филарет, несомненно, имел в виду общеизвестный факт, что Тридентский собор, объявивший Вульгату «доподлинной» и «боговдохновенной», вынужден был туг же в своем постановлении фактически допустить возможность дальнейших исправлений в ее тексте и тем самым вопреки всякой логике признал в «самодостоверном» тексте наличие испорченных мест. И на самом деле, после Тридентского собора в последующие издания Вульгаты было внесено множество исправлений. Точно так же в славянской библии, и это хорошо знал каждый православный богослов, испорченных мест было не меньше, чем в Вульгате.