Было ли это «отречение» Павского вполне искренним? Очень сомнительно. Принимавший участие в расследовании Варлаам, епископ Чигиринский, имел достаточные основания язвительно написать по этому поводу в своем «особом мнении», представленном синоду: «Остается только соболезновать о том, что до времени сознания его (Павского. —
Однако после покаяния Павский отделался сравнительно легким наказанием. Синод поручил одному из своих членов, полтавскому епископу Гедеону «испытать келейно искренность раскаяния Павского и о последующем донести… с приложением собственноручного исповедания Павского и подписки о неуклонном исполнении обязанностей звания своего до конца жизни».
Строже обошлись с начальством и преподавателями Петербургской духовной академии, которые своевременно не предупредили скандала с переводом Павского. Некоторые из них были сняты с должностей или понесли другие наказания.
Что же касается слушателей академии, участвовавших в литографировании и распространении перевода, то в отношении их указ синода лишь предписывал «ограничиться строгим наблюдением со стороны духовно-училищного и епархиального начальства за образом их мыслей и действий».
Не все участвовавшие в расследовании дела Павского были довольны такими решениями. Епископ Варлаам, например, настаивал на дальнейшем допросе Павского и даже считал возможным предать протоиерея церковному суду. Но, как отмечает И. А. Чистович, «говор, возбужденный особенно в С. Петербурге действиями Комиссии при исследовании этого дела… был поводом к тому, чтобы скорей окончить его и тем положить конец возбужденным толкам».
Вместе с тем синод разослал по всем епархиям строгое предписание «разыскивать и изымать» попавшие туда экземпляры перевода Павского, а также «принять надлежащие меры, чтобы означенный перевод не имел пагубного действия на понятия воспитанников духовных учебных заведений». Епархиальные власти должны были также немедленно донести в синод о «понятиях» в отношении перевода у местного духовенства и даже лиц «состояния купеческого и низших». Характерно, что в «определении» синода настойчиво подчеркивалась необходимость вести расследование дела по переводу Павского «с соблюдением возможной тайны», причем особенную тревогу <у> церковных властей вызвало «единомыслие воспитанников в предмете, не составляющем училищных занятий их и действование в тайне, а наиболее — самопроизвольные сношения воспитанников не одной, а трех академий между собой…, которые должны были обратить на себя внимание начальства, обязанного долгом своим не терпеть такого образа поведения в духовных воспитанниках».
Церковное руководство имело основания опасаться, что «единомыслие» воспитанников духовных учебных заведений в предметах, которые не составляли учебных занятий, и «действование в тайне» может проявиться не только в литографировании перевода библии, и что критический дух, задевший библию, может коснуться устоев не только церкви, но и государственной власти. Вспомним, что именно в эти годы в одном из духовных заведений обучался будущий автор «Антропологического принципа в философии», подвергший резкой критике не только моральный облик духовенства, всегда и везде служившего опорой эксплуататорским классам, но и этические принципы самой религии, — революционный демократ, ученый, философ-материалист и атеист, Николай Гаврилович Чернышевский.
В течение года по епархиям было собрано около трехсот экземпляров литографированного перевода и, кроме того, около ста рукописных копий с него. По распоряжению синода почти все они были уничтожены; лишь несколько экземпляров оставили в синодальном архиве «под печатью».