Русская библия: История переводов библии в России

Так окончилось скандальное дело с переводом Павского. А между тем, как писал позже профессор Петербургской духовной академии И. А. Чистович, «это был первый опыт перевода священных книг Ветхого завета на русский язык, сделанный ученым, владевшим в превосходной степени знанием еврейского и русского языков. Ни до него, ни после него не было ученого, профессора, так счастливо и в такой мере соединявшего знание еврейского языка со знанием языка отечественного».[67] Но и враги перевода, и его сторонники в руководстве русской православной церкви были заинтересованы меньше всего в научном характере перевода. Один из них, упомянутый выше Варлаам, епископ Чигиринский, выразил эту мысль с достаточной ясностью. Обвинив Павского в «излишнем доверии и привязанности к тексту» оригинала и, особенно, к «лексиографам и филологам», он решительно заявил: «Все отцы церкви, три евангелиста… всеконечно, лучше понимали смысл пророчества, нежели какие-либо плотяные толкователи, восстающие… на разум Божий и глаголющие от своего чрева».

Переводы Макария (Глухарева)

Почти одновременно с Г. П. Павским переводом библии на русский язык занималось еще одно духовное лицо — миссионер из Алтая, архимандрит Макарий (Михаил Яковлевич Глухарев) — и это была, пожалуй, одна из самых смелых попыток научного подхода к публикации Священного писания в России.

М. Я. Глухарев родился в 1792 г. в городе Вязьме в семье священника. Окончив духовную школу, он за отличные успехи был переведен в смоленскую семинарию. По окончании ее год работал учителем в той же семинарии, а в 1814 г. поступил в Петербургскую духовную академию прямо на второй курс. В 1817 г. Глухарев окончил академию со степенью магистра богословия, что свидетельствовало о высокой оценке его способностей. По воспоминаниям современников, М. Глухарев был «одним из самых даровитых и блестящих студентов… его отличала необычайная живость и восторженность». Может быть, эти черты его характера и были причиной того, что по окончании курса его не оставили при академии, на что он имел все основания рассчитывать, а вместо этого направили преподавателем в Екатеринославскую духовную семинарию. Здесь на 27 году жизни он принял монашество под именем Макария.

В 1821 г. в сане архимандрита Макарий был переведен на должность ректора Костромской духовной семинарии. Но и это место он занимал недолго. В 1824 г. «по причине возникших неприятностей», как смутно выражается И. А. Чистович, Макария уволили с должности ректора, после чего в течение пяти лет он находился «в монашеском служении» в разных монастырях.

Наконец в 1829 г. духовное начальство вспомнило о Макарии, когда понадобились миссионеры для обращения в христианство «инородцев» — язычников и магометан — во вновь образованных миссиях в Тобольской и Томской областях Сибири. Макарий был послан в одну из самых отдаленных миссий, в Бийский округ Томской области. В предписании синода тобольскому архиепископу Евгению рекомендовалось «архимандрита Макария обратить по Вашему усмотрению на дело проповедания, где сие представится нужнее, в виде опыта на первый случай, дабы по первым действиям его можно было судить, способен ли он к приемлемому на себя делу, и в состоянии ли будет отправлять оное с желаемою пользою».

Трудно сказать, что послужило главной причиной, побудившей Макария в алтайской глуши увлечься мыслью о переводе библии на русский язык. По мнению И. А. Чистовича, «проповедническая ревность его смущалась тем, что обращаемые и новообращенные из обитающих в русском государстве язычников, магометан и иудеев, не зная славянского языка и не понимая славянской речи, не в состоянии почерпать наставлений в христианском учении и в христианской жизни из самого священнейшего источника веры — слова Божия».[68]

Направляя Макария в миссию, тобольское духовное начальство снабдило его инструкцией для православных российских миссионеров, составленной синодом еще в 1769 г. В инструкции предписывалось «преподавать инородцам христианское учение сообразно с их младенческим состоянием, в кратком виде и только самые главные догмы. Относительно икон вразумлять инородцев, что должно не боготворить их, а поклоняться написанным на них лицам».[69] Вряд ли эта инструкция могла вдохновить Макария на научные занятия библеистикой.