Русская библия: История переводов библии в России

Особенным признаком истинного чтения в тексте 70 может служить соображение, открывающее, что несогласованное с греческим, еврейское чтение дает ложный смысл…

Если текст какого-нибудь места Ветхого завета, читаемого по 70-ти смыслу, определен согласным толкованием св. отцов, как пророчественный о Христе, а нынешний еврейский текст сего места представляет иное чтение, пророчественному чтению неблагоприятствующее, то в сем случае согласное свидетельство древних отцов дает основание не доверять подлинности нынешнего еврейского текста…

Если какое место Ветхого завета богодухновенными писателями Нового завета приводится по еврейскому тексту, очевидно, надлежит следовать сим непогрешимым свидетелям…

Если кто из святых отцов толковал какое-либо место Ветхого завета по еврейскому тексту, справедливо и безопасно следовать сему руководству».

Эти правила, предупреждает Филарет, «составляют охранительную преграду против всякой произвольности толкований и против заразы… рационализма». Предвидя все же неизбежные расхождения между русским переводом и славянским, Филарет предлагает:

«При преподавании в духовных училищах свидетельства Священного писания приводились с точностью по существующему славянскому переводу… и в церковных поучениях тексты священного писания также должны быть приводимы по существующему славянскому переводу…».[74]

Понятно, что поставленный в такие рамки переводчик и думать не мог о действительно научном, добросовестном подходе к делу. Перевод был заранее подчинен целям христианской догматики и интересам православной церкви. За переводчиками был предусмотрен строжайший контроль со стороны высшего церковного руководства. Выполнение переводов было поручено четырем духовным академиям: Петербургской, Московской, Киевской и Казанской. В каждой академии выделялись свои переводчики из числа профессоров — специалистов по древним языкам и богословию. Но, кроме того, в этих академиях были образованы особые комитеты, возглавляемые ректорами; эти комитеты должны были «с полным вниманием» проверять перевод и отвечали за его догматическую надежность. Затем по мере подготовки перевод, подписанный всеми ответственными лицами, пересылали в Святейший синод. Верховный контроль был возложен на трех митрополитов и одного архиепископа. Готовые переводы предварительно печатались в духовных журналах, и все поступившие от читателей замечания также рассматривались. Вся эта подготовительная работа длилась около двадцати лет. Только в 1876 г. вышло первое издание полной русской библии в одном томе, на титульном листе которой стояли слова: «По благословению Святейшего синода».

В православной богословской литературе ветхозаветная часть этого издания определяется также как «перевод с еврейского под руководством греческой Библии». Это замысловатое выражение должно означать, что, во-первых, в состав Синодальной библии на русском языке были включены книги, которых нет в еврейском каноне, но которые вошли в греческую и славянскую библии. Во-вторых, порядок расположения книг в Синодальной библии тот же, что в греческой и славянской (в еврейской библии порядок другой и имеются некоторые отличия в названиях книг, делениях в них, нумерации отдельных глав, псалмов, стихов). Сохранено также произношение имен собственных как в греческой и славянской библиях. Например, Эсфирь вместо еврейского Эстер, Вифлеем вместо Бетлехем и т. д. В-третьих, и это, пожалуй, самое главное, переводчики, отталкиваясь от оригинального еврейского текста, внесли в русский перевод множество «исправлений» на основании греческого и славянского текстов, а то и без этих оснований, из догматических соображений.

Характерно признание по этому поводу того же профессора богословия И. А. Чистовича. «Нельзя не сознаться, — пишет он, — что эта система перевода, имея свои бесспорные достоинства, имеет также и свои недостатки. Прежде всего, она весьма неопределенная, и не поддается каким-либо точно определенным правилам. Смешение и, так сказать, слияние двух текстов с предпочтением в одном случае еврейского, в другом — греческого было и всегда останется делом произвола переводчиков, и нет никаких средств положить границы этому произволу».[75]