Русская фантастика – 2018. Том 1

Я забираюсь на стену, сажусь, свесив ноги, слушаю ругань внизу. Удалось ли мне переманить Анджея на мою сторону? И как он придумает спасти нас с Анной? Часовой проходит мимо несколько раз, потом прогоняет меня вниз. Посох мне здесь не нужен. Я провел в этом замке детство и знаю каждый камешек. Стоило подумать об этом, как я спотыкаюсь и лечу наземь. Моей неуклюжести никто не смеется. Встаю и ощупываю неожиданную помеху. Это веревка, она туго натянута и уходит вверх под углом. Да это же столб для ночного освещения! На нем крепят факелы. Отец опасался пожара и запрещал крепить факелы к стенам. Я двигаюсь по кругу, таких веревок три. Они все натянуты, как тетива. Дергаю одну и слушаю почти неуловимый гул. В моей голове созревает план. Полуденное солнце печет нещадно, и народ со двора разбредается по укромным тенистым местам. Я остаюсь один. Знать бы, куда смотрит часовой: на меня или наружу, в город? Брожу по двору. Несколько раз падаю, щупаю вокруг себя: ищу камешек поострее. Нашел. У коновязи стоит лошадь, запряженная в телегу. Я чую, как она потеет, отвязываю постромки. Лошадь тут же уходит к колодцу пить оставленную в ведре воду, телегу тащит за собой. Я забираюсь под телегу и суетливо тру острой стороной камня веревку, придерживающую факельный столб. Волокна поддаются неожиданно легко, но я не перетираю их до конца. Завершу ночью, когда попрошусь в отхожее место. Столб рухнет, всего-то пара движений осталось. Поднимется суматоха, во время которой Анджей спасет нас. Я вылезаю из-под телеги и иду в тень. День тянется долго.

До самого вечера я сижу на бревне у замковой стены. Жарко. Если не двигаться совсем, то почти не потеешь. Пот на лбу засыхает.

Наконец на двор въезжает ватага всадников. Пахнет ладаном. Я слышу топот копыт, ругательства, стук колес то ли телеги, то ли и вовсе кареты, голос Анджея. Он провожает важного гостя в Вежу. Охрана спешивается и разбредается: кто укрывается в тереме, кто уходит в посад. Я снова остаюсь один. Одинцовский возвращается во двор, как ни в чем не бывало садится рядом.

– Ну что, князь, привез я попа.

Я криво ухмыляюсь. Анджей наклоняется ко мне и шепчет:

– Надумал чего?

Мне кажется, или в его голосе слышна насмешка?

– Да, – отвечаю я и чешу переносицу под повязкой. – Ночью начнется суматоха, коней держи наготове.

– Убивать придется?

Он что, издевается надо мной? Стараюсь говорить спокойно:

– Надеюсь, нет. Где комната Анны, знаешь?

– А где хранится казна, знаешь? – парирует Одинцовский.

– А где мои братья?

– Плохие новости. В Велиже твоих братьев нет. Арестовали их по пути в военный лагерь. И с тех пор держат то ли в Жижецком замке, то ли в Торопце. Тяжело тебе будет их освободить.

Он сказал «тебе» – нет, не на моей он стороне, предаст! Я замолкаю, но Анджей читает мысли.

– С девкой я тебе помогу. Ян Романыч хочет послать меня за инквизицией в Вильно. Как думаешь, зачем?

– Бесов лесных изгонять?

– Не ерничай. Девку твою русскую пытать будут. Почему в бою с нечистой силой, где две ватаги воинские костьми легли, она невредимой осталась?

– А ты что скажешь?

– Хрень все это.

– Нечистая сила?

– Не, инквизиция. Девке твоей он под юбку хочет залезть. Чтоб сама согласилась. А монахи латинские – ими Ян ее пугать будет.

– А ты?

– А я… – невесело усмехается Анджей. – В срацу Ильинича с его инквизицией. У меня есть кому рассказать, что в этих лесах творится. Хоть и не хочу к ним идти, но придется. Авось помогут округу от оборотней очистить.

– «Авось» – не польское слово, – говорю я и поднимаюсь.

Анджей взвивается с бревна.

– Ты лучше к свадьбе готовься, умник! Зосю утром привезут. На корабле, с матерью да подружками. Ян сам к венцу поведет. Смотри, Юрий, если бежать тебе, то ночь – край. Завтра народу тут будет – не протолкнешься. Не знаю только, как тебе помочь. Я сейчас в Велиже за старшего, на виду у всех.

Вот что ему сказать на это? Без помощи нам не выбраться, но разве могу я его заставить? Машу рукой и ухожу.

* * *

Стоит тяжелая душная ночь, из тех бессонных ночей, что прахом покрывают любые надежды. Я попросился до ветру – часовой приволок мой детский ночной горшок. Не выйти мне на улицу. Я становлюсь на колени, лицом к окну, слушаю, как, сгорая, потрескивают факелы на столбе, и беззвучно молю:

– Упади! Упади, столб!