Я надеюсь, что порыв ветра повалит столб, но напрасно. Ветер стихает так же неожиданно, как поднялся. Наступает предрассветная тишина. Мало, мало я протер веревку! Утром меня женят. Будут ли спрашивать, согласен ли я? Нелепые мысли одна за другой проносятся в моей голове: что за платье будет на Зосе, станет ли голосить ее мать, как будет там, в почивальне… Да что же я? Свадьба эта – смерть моя, нельзя о ней думать! Факелы прогорели, и я слышу, как нетрезвый холоп идет по двору, ругаясь, приставляет к столбу лесенку и лезет менять факелы. Один за другим он вынимает сгоревшие факелы и устанавливает свежие. Спускается, переставляет лестницу, снова лезет вверх. «Ну же!» – беззвучно кричу я, и сухая веревка лопается, как струна, со звоном. Фонарщик, лестница, столб с горящими факелами – сколько он успел их зажечь? Два? Три? – все летит на землю. Холоп отчаянно ругается, зовет на помощь. Я слышу запах горящих волос и дикий вопль. Вот суматоха! Где же Анджей? Столб с факелами упал в сторону захламленного простенка, сивуха вспыхивает с жарким гулом, трещит, сгорая, сено. Теперь это – настоящий пожар. Холопы лениво выползают на помощь фонарщику, образуют живую цепь от колодца. Я слышу стук передаваемых ведер. Где Анджей?! Треск усиливается. Я пропустил момент, когда холопов охватила паника. Моя комната заполняется дымом – дворец горит. Занимается глухая стена, которая обращена к стене замковой. Между моей комнатой и огнем – только коридор. Я падаю на пол. Дым щиплет глаза. Нет, я не сгину здесь! Бросаюсь к двери. В моем детстве здесь был внутренний засов, но сейчас специально для меня поставили засов снаружи. Я налегаю на дверь, но она не поддается. После нескольких тщетных попыток бросаюсь к окну. Во дворе никого не слышно: ни часового, ни Анджея, ни холопов. Все сбежали, оставив поле боя за пожаром. Окошко для меня тесное, если застряну, точно сгорю. От дыма нечем дышать, я в отчаянии возвращаюсь к двери. Дышу редко, набираю в грудь дымный воздух и терплю из последних сил. Хватаю с полки подсвечник и стучу им по доскам. Толку никакого. Возьми себя в руки и думай! Засов снаружи прикреплен к той же доске, что и внутренний. Между гвоздями расстояние небольшое, и я ощущаю пальцами податливое место. Вот куда надо бить подсвечником! Бью изо всех сил. Еще, еще, еще! Наконец внутренний засов отделяется от двери, я выламываю его и крушу им доску. Летят щепки, постепенно образуется отверстие, в которое можно просунуть пальцы. Наконец, я дотягиваюсь до наружного засова и открываю его. Распахиваю дверь, и мне в лицо бросается огонь. Противоположная стена коридора полыхает. Прощай, моя детская комната! Но мне некогда оборачиваться. Теперь надо отыскать Анну. Я прижимаюсь к еще не горящей стене и продвигаюсь от комнаты к комнате. Они все не заперты и пусты. Перехожу на женскую половину. Здесь тоже все комнаты пусты, кроме комнаты матери. Она-то как раз всегда пустовала! На двери такой же засов, как и на моей. Как хорошо, что Ян понадеялся на часового и не приказал навесить замки. Распахиваю дверь и падаю на пол – дышать нечем. На полу никого нет, на мои призывы девушка не отвечает. Ползу, задержав дыхание и молясь, чтобы боль в груди не прикончила меня. Натыкаюсь на кровать, на кровати лежит бесчувственная Анна. Стаскиваю ее на пол, бью по щекам и ору:
– Очнись, мне нужны твои глаза!
Она приходит в себя, но огонь уже проник в комнату, весь коридор горит.
Анна вскрикивает, но я тормошу ее, не давая снова упасть в обморок:
– Пока пол не провалился, по нему можно пробежать!
Она заворачивает меня в первые попавшиеся тряпки. Постель, покрывало, шторы. Мы оба надсадно кашляем.
– Не разворачивайся! – кричит девушка и выливает мне на голову что-то теплое. – Бежим!
– Сразу за дверью налево, через саженей тридцать, будет лестница вниз. Пошли! – командую я.
Анна хватает меня за руку, мы набираем полную грудь воздуха и бежим. Сначала она тащит меня, но быстро слабеет, остаток пути уже я волоку ее за собой. Скатываемся с лестницы, все наши тряпки горят, горят мои штаны, Анна бьет меня, тушит пламя. Руки, ноги обгорели, мокрые волосы успели высохнуть и тоже опалены огнем, но воздух так сладок, что мы не можем надышаться.
– Что вокруг?.. – спрашиваю, мой требовательный голос обрывается.
– Замок горит! Весь, кроме башни.
Анна тянет меня за уцелевший рукав, но я сопротивляюсь.
– Ворота?
– Горят! Цела только башня!
– Нет! Нам надо бежать! Это я устроил пожар!
– Как?!
– Не знаю! Колодец цел?
Анна молчит целую вечность, наконец находит колодец.
– Да.
– Обливаемся водой и ждем.
Девушка тащит меня через двор, мы то и дело обходим горящие обломки рухнувших строений. Я слышу их треск.
Анна обливает нас водой, и мы ложимся на землю. У самой земли меньше дыма.
– Не закрывай глаза, смотри! Где-нибудь горит стена замка?
– Да везде!
– Когда бревна прогорят, высыплется земля, она внутри. Она потушит пламя!