Русская Литература XIX века. Курс лекций для бакалавриата теологии. Том 1

Красота, Добро и Правда в представлении русского национального гения предвечны, нити их триединства – в руках Творца. На земле они не явлены во всей полноте, их можно почувствовать, как сокровенную тайну, в минуты поэтических вдохновений. В стихотворении «Поэт» Пушкин отрекается от авторской гордыни, он говорит о том, что в повседневной жизни поэт не отличается от всех смертных и грешных людей: он малодушно предаётся «заботам суетного света», душа его порою «вкушает хладный сон», и «меж детей ничтожных мира, быть может, всех ничтожней он». Всех удивляло в Пушкине отсутствие тщеславия и самомнения, умение быть равным с любым человеком, его русское простодушие.

Пушкин не кичился своим талантом, ибо он видел в нём Божий дар, данный ему свыше. По отношению к этому дару Пушкин, как смертный человек, испытывал высокое, почти религиозное благоговение, и свой гений он никогда не считал сугубо личным достоинством и заслугой:

Но лишь Божественный глагол
До слуха чуткого коснётся,
Душа поэта встрепенётся,
Как пробудившийся орёл.

Вдохновение приводило его в священный трепет, ибо в эти мгновения ему открывалась тайна предвечного замысла Бога о мире и людях, и он, смертный, получал возможность к ней прикоснуться. Поэтому Пушкин видел в искусстве поэзии не «самовыражение», а «служение», накладывающее на поэта высокие нравственные обязательства. Пушкин и здесь был сыном русского народа, искони считавшего стыдливость и смиренномудрие лучшими добродетелями человека, а гордыню и бесстыдство – самым тяжким, смертным грехом.

В «Сказке о рыбаке и рыбке» Пушкин коснулся именно этих нравственных устоев своего народа. Пока злая старуха просила себе новое корыто, новую избу, дворянское достоинство, царское звание, рыбка золотая, хоть и с неудовольствием, это терпела. Но как только старуха пожелала быть богиней, плеснула хвостом и скрылась в морской пучине, а старуха осталась при разбитом корыте.

Пушкин не был святым человеком, хотя тянулся к святости. Его призвание было в другом, его путь – это путь русского национального поэта. А поэт – натура действенно-созерцательная, отзывчивая на впечатления бытия, стремящаяся всё испытать, всё изведать в этом мире, не застрахованная от грехов и падений. Как русский человек, Пушкин был наделён безмерной широтой и размашистостью натуры. Его жизнь – это горение и борьба как с несовершенствами и нестроениями окружающего мира, так и с самим собой, со своими слабостями и заблуждениями. Пушкин сполна принял в себя душу русского человека и всю жизнь трудился над её оформлением.

«Таково было великое задание Пушкина, – говорил русский мыслитель Иван Ильин, – принять русскую душу во всех исторически и национально сложившихся трудностях, узлах и страстях; и найти, выносить, выстрадать, осуществить и показать всей России – достойный её творческий путь, преодолевающий эти трудности, развязывающий эти узлы, вдохновенно облагораживающий и оформляющий эти страсти». Как сын времени, «он должен был, решая эту задачу, вобрать в себя все отрицательные черты эпохи, все соблазны русского интеллигентского миросозерцания, но не для того, чтобы их утвердить, а чтобы одолеть и показать русской интеллигенции, как их можно и должно побеждать».

Современные исследователи Пушкина называют его не гением исключительности, а гением нормы. Н. Н. Скатов говорит: «Пушкин, я думаю, единственный в мире тип нормального гения. Гений всегда исключение из норм, гений всегда всё-таки выбивается из ряда, а Пушкин – это нормальный гений, или гений нормы, если угодно. Вот в этом качестве он перед нами сейчас предстаёт, и он развивался, как единственный в своем роде нормальный человек на всех этапах»[14].

Путь, пройденный Пушкиным в его поэзии, отзовётся потом в творчестве Толстого и Достоевского, воплотится в жизни их героев: от разочарования и безверия – к вере и молитве, от революционного бунтарства – к мудрой государственности, от юношеского многолюбия – к культу семейного очага, от мечтательного свободолюбия – к трезвому, оберегающему преемственность исторического развития консерватизму: «…Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, без насильственных потрясений политических, страшных для человечества». «Не приведи Бог видеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный».