Русская Литература XIX века. Курс лекций для бакалавриата теологии. Том 1

Пушкин создал иерархически оформленный и зрелый язык художественных слов-образов. В нём заключён высокий Дух нашей классической литературы, ибо Некрасов и Тургенев, Гончаров и Островский, Толстой и Достоевский, Чехов и Лесков, Бунин и Шмелёв, Шолохов и Твардовский писали свои произведения на языке Пушкина, в открытой им системе национальных ценностей. Поэтому в Пушкине, как в зерне, содержится будущее русской литературы. Гений Пушкина как незримый дух обнимает собою и осеняет нашу классику не только XIX, но и XX века. «Пушкин – наше всё, – сказал Аполлон Григорьев. – В Пушкине надолго, если не навсегда, завершился, обрисовавшись широким очерком, весь наш душевный процесс. Пушкин, везде соблюдавший меру, сам – живая мера и гармония».

Детство

Александр Сергеевич Пушкин родился в Москве 26 мая (6 июня) 1799 года в день светлого праздника Вознесения Господня. «Эти сведения о месте и времени рождения Пушкина можно рассматривать как некие символы, – замечал профессор И. М. Андреев. – Величайший русский национальный поэт – родился в Москве, в сердце России, и сам стал сердцем русской литературы; он родился в чудесном весеннем месяце мае – и явил собою светлую дивную весну чудесной русской литературы… Пушкин родился в день Вознесенья – и весь его жизненный и творческий путь явил собою непрестанное восхождение к недостижимому на земле идеалу Совершенства, который, в его понимании, представлял собою триединый тройственный образ Истины, Добра и Красоты. Неслучайно и последние предсмертные слова его – “выше, пойдём выше” – звали стремиться ввысь»[15].

Пушкин родился в небогатой, но родовитой дворянской семье, корни которой уходили в седую древность. Первое упоминание о своих пращурах он находил в русских летописях, относящихся ещё к эпохе Александра Невского.

Детские годы Пушкина прошли ровно и счастливо, способствуя формированию в нём будущего «нормального гения». Русский критик XIX века А. В. Дружинин писал, что «Пушкин в классной комнате своего дома и Пушкин в Царском Селе был живым, бойким и остроумным мальчиком, но не чудом в ряду других юношей. Он не мечтал о сочинении “Разбойников”, не влюблялся отчаянно, имея двенадцать лет от роду, не придумал проказ, вследствие которых юность большей части гениев бывает так плачевна»[16].

С раннего детства Пушкин был погружён в литературную атмосферу. Его отец, Сергей Львович, человек артистичный, остроумный, блистал в светском обществе своей образованностью и каламбурами. Брат отца, Василий Львович Пушкин, живший тогда в Москве, был признанным в литературных кругах поэтом. Маленький Пушкин имел счастливую возможность встречать на домашних вечерах Батюшкова и Жуковского, Дмитриева и Карамзина. «Нет сомнения, – писал П. А. Вяземский, – что первым зародышем дарования своего, кроме благодати свыше, обязан он был окружающей его атмосфере».

Воспитателями Пушкина, по дворянской традиции тех лет, были иностранцы. В доме царила французская речь, и Пушкин с раннего возраста овладел французским языком в совершенстве. С девяти лет в нём проснулась и стала развиваться страсть к чтению. Он забирался в богатую библиотеку своего отца, где была представлена в полном объёме французская литература XVII–XVIII веков, и проводил там целые дни, а порой и бессонные ночи. Любовь к книге Пушкин сохранил на всю жизнь. «Чтение – вот лучшее учение», – утверждал он. За превосходное знание французского языка лицейские товарищи прозвали Пушкина «Французом».

Казалось бы, это обстоятельство могло отрицательно повлиять на творческое становление русского поэта. Однако ещё А. В. Дружинин замечал, что «воспитание, полученное Александром Сергеевичем в доме родительском, при всей его французской односторонности, имело свои хорошие стороны… Оно сообщило его уму ту остроумную гибкость, без которой поэту невозможно творить на языке, ещё не вполне установившемся, каков был русский язык в эпоху деятельности Пушкина. Карамзин и Пушкин, столь много сделавшие для родного слова, были оба писателями светски-образованными, знающими много языков и особенно сильными во французской словесности. Законы французского языка, столь определённого, сжатого, обработанного и в совершенстве развивающего умственную гибкость пишущего, были им знакомы до тонкости, и такое знакомство не могло пропасть даром для людей, имеющих в виду упрощение русской речи и сближение языка разговорного с языком письменным».