Но, уходя в безвестность, они не бесполезны. В конечном счете, именно на них держится жизнь. Праведников русских, по словам Лескова, «как зажжённую свечу, нельзя оставлять под спудом, а надо утверждать на высоком свешнике – да светят людям. Бодрый, мужественный пример часто служит на пользу ослабевающим и изнемогающим в житейской борьбе. Это своего рода маяки. Воодушевить угнетённого человека, сообщив душе бодрость – почти во всех случаях жизни, – значит спасти его, а это значит более, чем выиграть самое кровопролитное дело. Это стоит того, чтобы родиться, жить, глядя на “смысла поруганье”, и умереть с отрадою, имея впереди себя праведника, который умер “за люди”, оживив изветшавшую лицемерную мораль бодрым примером своего высокого человеколюбия». Такие люди, считал Лесков, находясь в стороне от главного исторического движения, «
Праведники Лескова, отмечал современник писателя М. О. Меньшиков, ищут тех же идеалов справедливости, как и прежние реформаторы, «но начинают с преобразования мельчайшей клеточки этого общества, с самого человека. “Нельзя из кривых и гнилых брёвен построить хорошего дома” – вот основная мысль этого настроения. Усовершенствуйте людей, развейте их сознание, возмутите их спящую совесть, зажгите сердце состраданием и любовью, сделайте несклонными ко злу – и зло рухнет, в каких бы сложных и отдалённых формax оно ни осуществлялось – в общественных, экономических, государственных, международных». Что важнее в деле прогресса – учреждения или люди? «При хороших учреждениях возможны дурные, даже безобразные нравы: примеры слишком общеизвестны, – тогда как при хороших нравах дурные учреждения немыслимы: истинно доброе и просвещённое общество сейчас же создаёт и соответствующие порядки, тогда как при развращённом обществе самые идеальные установления сменяются самыми грубыми».
К рассказам о праведниках примыкают созданные в 1880-е годы произведения, в которых Лесков говорит о трагической судьбе талантливого человека в России. Наиболее яркие и широко известные рассказы на эту тему – «Левша» (1882) и «Тупейный художник» (1883). «Левшу» Лесков хотел опубликовать отдельной книгой вместе с «Очарованным странником» под общим заглавием «Молодцы». В обоих произведениях – судьба одарённого, талантливого человека из народа. Но в «Левше» она складывается трагически. Лесков предупреждает русское общество, что варварское отношение к таланту неминуемо влечёт за собою тяжкие для страны последствия. Брошенный в простонародную больницу, Левша с расколотым о парат[36]
черепом выговаривает в качестве завещания: «Скажите государю, что у англичан ружья кирпичом не чистят: пусть чтобы и у нас не чистили, а то, храни Бог войны, они стрелять не годятся». За таким завещанием слышится горький упрёк народного умельца столпам государства, бросающим лучшие национальные силы на изобретение потешных диковинок и оставляющим в небрежении насущные потребности страны.«Левша» написан в сказовой манере, где автору отводится роль собирателя, записавшего легенду из уст «старого оружейника». Современники, прочитав «Левшу», поверили в эту литературную мистификацию. В действительности легенда сочинена Лесковым лишь на основе одного народного присловья – «Туляки блоху подковали». Автор здесь имитирует распространённую в устном народном творчестве сюжетную ситуацию соперничества между разными народами, отстаивающими честь своей нации.
Восхищение Лескова искусством русских мастеров, подковавших английскую блоху, сопровождается одновременно мягкой и грустной иронией: подкованная «на глазок» блоха не может больше «дансе танцевать». «Левша сметлив, переимчив, даже искусен, – говорит Лесков, – но он ‘‘расчёт силы’’ не знает, потому что в науках не зашёлся и вместо четырёх правил сложения из арифметики всё бредёт ещё по псалтырю да по полусоннику. Он видит, как в Англии тому, кто трудится, – все абсолютные обстоятельства в жизни лучше открыты, но сам всё-таки стремится к родине и всё хочет два слова сказать государю о том, что не так делается, как надо, но это Левше не удаётся, потому что его на парат роняют. В этом всё дело».
Искусство сказа в «Левше» писатель доводит до совершенства. Здесь широко используется приём авторской стилизации «народной этимологии», когда непонятные и, как правило, иностранные слова народ переосмысливает на свой лад: «мелкоскоп» (вместо «микроскоп»), «Аболонполведерский» (вместо «Аполлон Бельведерский»), «безрассудок» (вместо «предрассудок»), «тугамент» (вместо «документ»), граф «Кисельвроде» (вместо «Нессельроде»), «клеветон» (вместо «фельетон»), «долбица умножения» (вместо «таблица умножения»), «буреметр» (вместо «барометр») и т. д. Используя этот приём, Лесков поднимается над мироощущением наивного рассказчика, вводит в повествование потаённую авторскую усмешку.