Русская Литература XIX века. Курс лекций для бакалавриата теологии. Том 2

Центральным произведением Златовратского был роман «Устои. История одной деревни», опубликованный в «Отечественных записках» в 1878–1883 годах. Распад деревенской общины изображается в нём на истории одной крестьянской семьи. Её родоначальником был мужик Мосей, старый крестьянин-общинник. Он задался целью выкупить у помещика полюбившийся ему участок земли. Ему пришлось ехать в город, чтобы нажить деньги на эту покупку. Между своим «отходом» и «наживой» Мосей постоянно проводил разграничительную черту: «Достигнув исполнения “идеи”», скопив нужную сумму, Мосей остановился и вернулся в деревню. «Наживу» Мосей считал грехом, потому что ей «нельзя положить конца-краю». И приобретённую землю Мосей считает не своей, а Божьей. Поэтому он охотно принимает на неё бедных и убогих крестьян: «Селитесь, селитесь…» Так постепенно на хуторе Мосея вырастает мирный общинный посёлок, между членами которого царит дух семейного единства.

Но приходят новые времена. Внук Мосея Пётр возвращается в посёлок из Москвы c небольшим капиталом. Как и дед, он совершает у разоряющегося соседа-помещика покупку, правда, уже не участка земли, а целой усадьбы. Замечательно, что в своих мечтах и делах он хочет показать старым общинникам новый путь хозяйствования на земле. Возникает вопрос: не идёт ли Пётр по стопам дедушки Мосея?

Златовратский, сознательно включая в роман такую параллель, отвечает на этот вопрос отрицательно. Мы видим, что в действиях Петра отсутствует главное – сострадание и любовь. Хозяйство, им организованное, живёт по законам «наживы». Душа Петра разъедена сухостью и чёрствостью, отталкивающей от него не только чужих, но даже родных и близких людей. Он вносит непоправимый разлад в жизнь посёлка, решая выделить из общины свой надел в личную собственность. Против Петра восстают старые общинники, однако сила остаётся на стороне Петра. Почему же деревенский мир терпит поражение?

В «Устоях» писатель совершает не замеченное его критиками и литературоведами открытие. Теоретики народнического движения были позитивистами. Они видели источник социалистических инстинктов крестьянских характеров в экономической организации деревенской жизни. Духовное начало они ставили в прямую зависимость от материального. А потому «устои» народной жизни для них исчерпывались общинной организацией труда.

Златовратский же видел эти «устои» в другом. Экономическая организация общинной жизни находится у него в прямой зависимости от духовных основ, её питающих. Кризис духовных устоев неотвратимо ведёт за собою распад традиционных устоев «мирских». Община экономическая держится общиной духовной, питается ею.

Напор буржуазных начал в жизни русской деревни Златовратский связывает с религиозным кризисом, который охватывает не только высшее сословие общества, но и пореформенную крестьянскую Русь. В романе есть символический образ, на который не обращали внимания исследователи «Устоев». Это образ часовни, у которой в старые времена мужики собирались для решения мирских дел. «Далёкою стариной веет от этой покосившейся часовенки… А если посмотреть с этого пункта кругом, то невольно является мысль, что эти руины имеют многознаменательный смысл… Стоя на этой вершине, близ дряхлой часовни, в виду открывшейся перспективы деревень и полей, невольно чувствуешь, как что-то далёкое, эпически величавое охватывает душу. А если вместе стоит здесь дряхлый старожил, то он двумя-тремя штрихами вызовет в воображении целую картину: кажется, что вот от всех этих деревень, как по радиусам к центру, тянутся к этой часовне мужицкие фигуры, в поярковых шляпах гречневиком; как на этой вершине мало-помалу толпа нарастает всё больше и больше; как становится шумнее и говорливее, когда начинается выбор ‘‘мерщиков’’; как, наконец, приступает эта толпа пахарей к дележу и равнению общего достояния; как перед вынутием жеребьёв толпа обнажает головы и, в виду этой часовни, призывает Бога в свидетели правоты предстоящего дела; как вся она падает на колена в подкрепление своей веры в прочность и ненарушимость совершающегося акта… А в это время вся вершина холма горит в золотистых лучах заходящего солнца…

Но старый “дух мира”, призывавший сюда толпы пахарей, давно отлетел из дряхлого остова часовни, и целые десятилетия она одиноко и равнодушно смотрит на давно забывшие её поколения…» Носителем забытой общинниками христианской правды является в романе старый приятель и соперник «хозяйственного мужика» Пимана Мин Афанасьевич. Если Пиман своей практической хваткой напоминает тургеневского Хоря, то Мин, человек широкой души и верующего сердца, – сродни тургеневскому Калинычу. В единстве двух этих героев Тургенев видел залог прочности и гармонии крестьянской жизни. Но теперь это единство распалось. Пиман к словам Мина Афанасьевича не прислушивается, подчиняя свою трудовую жизнь законам «наживы».