Русский сбор

Жили в квартире 44
года совместной жизни своей
дядя Иван по прозвищу Пыря
С тетушкой Гелей еврейских кровей.

Нас было много соседских детишек —

Всех в коммуналке не пересчитать.
Тетушка Геля просила потише:
Дяде Ивану надо поспать.

Дядя Иван обожал свою Гелю,

Так же как борщ он ее обожал —
Тот, что варила она раз в неделю
Мужу, соседям и прочим чижам.

Он был директор в какой-то там школе —

Вот бы, казалось, живи не тужи,
Да все твердил про душевные боли,
Нас называя просто Чижи.

Дескать, чижам нужно больше свободы

(нам коридор – еще больше куда ж?) —
Чиж это птица особой породы!
Пыря при этом в ажиотаж.

Он начинал распахивать двери.

Было в сортире забито окно —
Выломал фомкой. Да что за потеря,
Ежели меньше воняет говно.

Только однажды часов этак в десять

Он – весь в пальто – нас созвал в коридор:
Вы не чижи, вы обычные дети,
И не видали его с этих пор…

Тетушка Геля сидела с неделю

Прямо на кухне, как столб соляной.
Наши родители нам не велели
В прятки играть у нее за спиной.

День на седьмой Геля громко икнула,

встала спокойна, но басом чужим
жутким как в озеро нас окунула:
борщ будем делать – дос вейс их, чижи!

Тут же захлопали двери в квартире —

Свеклу несли, кто капусту, кто грош.
Заколотили окошко в сортире:
Что там говно, если варится борщ!

Было волшебно от дыма и чада,

Ели два дня, а на третий приказ:
В стоге домищ и ворот Ленинграда
Стае чижей, то есть, стало быть, нас,

Пырю найти. Книгу улиц листая,

Мы пролетали сломя, кувырком
Вдоль по Фонтанке, пока наша стая
Не закружила над страшным мостом:

Там пребывало движенье. Страданья

Не было. Лошадь храпела навек.
И на узде в напряженьи молчанья
вечно застывший висел человек.

Хлестаков-2