Русский сбор

«Солнце тихо садится
За Обводный канал.
Тот, кто здесь на бывал,
Может здесь заблудиться.»

Тот, кто здесь выпивал,

Никогда не сопьётся.
Тому трижды зачтётся
Обводящий овал.

В круге первом, по Мойке, —

Город кариатид,
Накрахмален стоит,
Что ни охни, ни ойкни.

Во втором, до Канавки,

Шевеленье ветвей,
Говорок голубей
Да курение травки.
Пестрота, кружева —
Третий пояс, Фонтанный,
По-московски гортанный —
Буржуа, буржуа.

…я любил в непригодном

Восмидьсятом году
Покорябать руду
На четвёртом, обводном.

Он немыслимо чёрен

Этот круг и теперь.
Из него без потерь,
Лишь кто очень проворен,
Уходил по-пластунски
Кременчугским мостом,

Оставляя на том

Берегу, как в анналах,
Клочья в скулах канала —
Столь же милых, сколь узких.

«Да, в промокших квартирах…»

Да, в промокших квартирах нулевых этажей в Петербурге
Даже время стремилось согреться остатками рун,
Завернуться пытаясь в пространства овечную бурку.
Тот холодный период зовётся теперь Колотун.

Расцветали узоры цветов, коченея на окнах.

Свой орнамент туда добавлял самосвал садоМАЗ,
Выхлопную трубу выставляя-вставляя (хоть сдохни!),
Он закачивал радостно нам свой весёленький газ.

Мы фрейдизма не знали, но, чуя трубу выхлопную,

В нас рождались инстинкты вполне садоМАЗных корней:
Кто мне боль причиняет – с большой вероятностью пну я,
Впрочем, только того, кто с трубой… только с ней.

Было зябко. Не то чтобы голодно, но и не сытно.

Время в форме программ новостей развозил самосвал.
И до самого края конца ему не было видно —
Тот период мой друг Ледниковым чуть позже назвал.

Говорят, будто климат теплеет – еби его в сраку,

Говорят, будто воздух над нами и светел и сух.
Почему ж так зудят кулаки и так хочется в драку,
Даже тем, кто по жизни умел обижать только мух.

Из «Писем берлинскому другу»