Читаем Русское мессианство. Профетические, мессианские, эсхатологические мотивы в русской поэзии и общественной мысли полностью

Русское мессианство. Профетические, мессианские, эсхатологические мотивы в русской поэзии и общественной мысли

Как и подобает вездесущему божеству, Ленин присутствует во всех делах новообращенной паствы:

…и в каждом — Ильич,и о каждом заботитсяна фронтев одиннадцать тысяч верст.

Подобно Христу, приносит он искупительную жертву во имя народного счастья, проходит свой крестный путь:

Ты знаешьпуть на завод Михельсона?Найдешьпо кровииз ран Ильича.

Учение Вождя распространяется по миру и овладевает массами:

Подымаются страныодна за одной —рука Ильичауказывала верно…

Как и положено в Евангелии, слова и дела Учителя интерпретируются и внедряются в сознание прозелитов через слова и дела его последователей и учеников. Особое место в поэме занимают «верные ленинцы» (по списку до 1924 г.) наследники и преемники Учения: Сталин, Троцкий, Зиновьев. О них сказано скупо, но лестно. Четко прорисованы и образы врагов истинной веры: эсеров, меньшевиков, монархистов и прочих прихвостней мировой буржуазии. Акценты расставлены так, что сомнения в правоте большевиков и их Вождя у читателя не должно возникнуть ни при каких обстоятельствах.

Смерть диктатора, успевшего за свою недолгую жизнь загубить миллионы и обречь на муки несколько поколений соотечественников, изображается как величайшая трагедия мирового пролетариата, трудового народа и всего человечества, в сравнении с которой меркнут распятие Христа и успение Будды:

Замритеминутуот этой вести!Остановись,движенье и жизнь!Поднявшие молот,стыньте на месте.Земля, замри,ложись и лежи!

И наконец — мощный финал, славящий имя и дело Ленина, которым суждено жить ныне, и присно, и во веки веков. Гимн ленинизму становится гимном всей созданной большевиками Системе — соответственно и зреющему в недрах этой системы сталинизму.

В поэме «Хорошо», опубликованной в 1927 г. к юбилею Октября, ранее созданный поэтом апокриф расцвечивается новыми историческими деталями последнего десятилетия, поданными уже в контексте существующего мифа. Публицистический запал автора и великолепно переданный в поэме героический пафос эпохи в сочетании с достоверностью деталей, известных фактов и имен не оставляют рядовому читателю никакой возможности для альтернативной оценки событий. Воинственная апология Октября изображает большевистский переворот, пожар Гражданской войны, красный террор, голод, холод и мор, унесшие десятую часть населения страны, как «триумфальное шествие революции». Он оплакивает павших за народное дело и называет поименно героев нового культа: Антонова-Овсеенко и Подвойского, Красина и Дзержинского (в других стихах к пантеону добавляются имена Войкова, Нетте и прочих достойных поклонения большевиков). Семнадцатая, восемнадцатая и в особенности заключительная, девятнадцатая, главы поэмы представляют собой описание идиллического социалистического рая, воплощенной мечты героев революции. Славя «отечество, которое есть» и «трижды — которое будет», поэт не жалеет сочных красок для описания мощных заводов, тучных пашен, заполненных товарами магазинов, радостных демонстраций и повсеместного трудового энтузиазма:

Что ни хутор,от ранних утрработа люба.Сеют,пекутмнехлеба.Доят,пашут,ловят рыбицу.Республика нашастроится,дыбится.

Владимир Маяковский

Радость, бьющая ключом и переливающаяся через край, составляет общий фон повествования о героике будней Страны Советов, в которой «всегда есть место подвигу». СССР в этой картине предстает Землей Обетованной, текущей млеком и медом, где трудности жизни стократно окупаются воплощением светлого Идеала, сбывшейся вековой мечты человечества.

И наконец, первое вступление к поэме «Во весь голос», написанное за несколько месяцев до самоубийства, в январе 1930 г., — политическое завещание поэта, обращение к потомкам, чистейший образец профетизма советского типа. В год «великого перелома», когда сталинская коллективизация ломала становой хребет российского крестьянства, Маяковский подводил итоги своей работе, «не ожидая, что будут рассказывать критики в будущем». Драматично звучит это начало поэмы о пятилетке, исповедь барда, который видит в себе «ассенизатора и водовоза, революцией мобилизованного и призванного». Агитатор и горлан-главарь, не понятый родной страной, пророк, отдавший без остатка всю свою звонкую силу поэта атакующему классу и ничего не получивший взамен, он апеллирует к будущему: