Русское окно

Послезавтра. Наверное, не скоро поеду на Запад. Все здесь в сущности одинаково. Сейчас я это понимаю, по крайней мере у меня нет иллюзий. Хочу свою площадь, свою библиотеку, центр там, где ты, только это имеет смысл. Давай пройдемся. Потом можно будет где-то поужинать.

Они направились через широкую площадь к озеру Альстер.

И здесь озеро, заметил Руди. И начал рассказывать, как совершенно случайно, после разговора с Вернером, захотел приехать в Гамбург, на океан.

Девочкой я усиленно занималась улучшением мира, сказала Мелике. В школе я всегда была заводилой. Презирала старательных и послушных. И сегодня, читая книги, сразу узнаю, кто из авторов был одним из тех старательных и послушных. Я даже не дочитываю такие книги. Как вообще можно заставить себя писать? Эти скучные американские семинаристы, вооруженные терпением, но без происшествий. Я презираю корректность, бессмысленные усилия сохранять оригинальность формы. Мир полон жонглеров. Имеет смысл только то, чему невозможно научиться. А за это надо платить. Тут мелочью не рассчитаешься. Люблю Гоголя, Булгакова, Газданова. Все они заплатили за свое искусство.

Как заплатили?

Жизнью. Знаю, это звучит пафосно.

Ты пишешь на эстонском?

Стихи. Статьи – на русском и немецком. Моя мама немка, отец – русский. А я эстонка.

Ты спала с Вернером?

Да. А почему это тебя интересует?

Мелике остановилась и тупо уставилась на Руди.

Ну что, а теперь разбежимся? Как ты думаешь? – спросила Мелике.

С ним ты тоже разговариваешь о твоем Мэн Ло? Или вы читаете Булгакова?

Ты почему-то злишься на меня.

Зачем ты вообще пошла со мной?

Мне нравится разговаривать с тобой.

А с Вернером? Что тебе нравится делать с ним?

Какой ты глупый, Руди. Два месяца в Мюнхене стоишь в сторонке и наблюдаешь. Ты мне даже знака не подал, что я тебе интересна. А теперь обижаешься. Не понимаю.

Может, я стеснителен и неловок.

Да нет, еще какой ловкий. За эти два месяца ты дал мне знать, что я тебя не интересую. И при этом был весьма убедителен. Однажды вечером у Альфреда ты сказал мне, что тебе не хватает наших семинаров. Ты сам установил характер наших отношений, а теперь злишься.

А ты в самом деле думала, что я равнодушен к тебе?

Нет, сначала нет. И потому меня нервировало твое поведение. В конце концов я поверила, что тебя интересую как собеседник. Поэтому я и приняла твое приглашение.

А теперь?

Что теперь? Больше нет «теперь». Теперь уже завтра.

Возвращаешься в Таллин?

Я уже сказала тебе.

Пойдем куда-нибудь поужинать?

Я не голодна. Но пива можно выпить.

Руди предложил спуститься в паб на берегу озера. Дорожка вела сквозь парк, освещенный лампами, спрятанными глубоко в кустах. Они походили на гигантские грибы. На темном участке тропинки Руди ухватил Мелике за руку. Она уклонилась. А когда он попытался обнять ее, она резко сказала, что это не имеет смысла, ведь не станет он портить семинар. Руди развернулся и направился назад, к бульвару.

Какое заблуждение. Ты опять, парень, запутался в хронологии. Знакомая интонация. Богдан Тонтич так бы он прокомментировал эту нелепую сцену. Потому что ты сам этого хотел, испортить все, не дать возможности исправить ситуацию, подвести черту, оплатить счет. Клиент пьян, поэтому можно кое-что приписать к счету. Но я еще не напился. Куда сейчас? На Репербан? В порт? Что я потерял в этом городе? Голую жизнь? Чушь. Переписать пьесу с самого начала. Только вступительные сцены. Постоянно выводить на сцену новых героев, не позволить действию развиваться. Лучше всего я чувствую себя в прологе. Как здесь прекрасно. Люди какие-то другие, стройные и прозрачные, любуются океаном. Никто никому не принадлежит. Где это я оказался? На дне серебряного мешка. Потихоньку выстроить день. Наслаждаться деталями, как антиквар, заботливо взять в руки каждый предмет, внимательно осмотреть его со всех сторон, под разными углами, не спешить включать в коллекцию. Пусть чайник без крышки, с надтреснутой ручкой. Еще только десять. Сначала домой, принять душ, потом, освежившись, отправиться в жизнь. Начать с походки, с наступления, с взгляда. Я отдаюсь сразу, неправда, что я слишком сдержан. Я как будто прозрачен. Как мало было бы недоразумений, если бы мысли были заметны, как цвет волос. Насколько больше любви. Никто бы не посмел лгать. Да, я лгал Мелике. Лгу с тех пор, как помню себя. Боюсь конца истории. Всегда быть в начале. Да, походка у меня другая, более естественная. Надо постараться быть естественным. Каждый вечер предает утро. Ни один план я не выполнил до конца. Не курить, не ложиться рано, быть решительным с женщинами, медленнее перемещаться в пространстве, не быть простодушным, меньше говорить. Не пугаться. Я в Гамбурге. Два года назад я в мыслях даже не мог представить эти улицы. Я сохранил себя для этого. Я никогда не выбирал, меня всегда несла стремнина. Легче всего свернуть, передохнуть в безумии. Я постоянно открыт, топчу луг, ненавижу кусты.

Зверь в ночной пустыне