Русское окно

Деньги тают быстро. Самое позднее через год счет будет на нуле. Если даже удастся продлить пребывание, работу будет трудно найти. Какой нонсенс, быть германистом в Германии. Попытаться разнорабочим в порту, где-нибудь на стройке? Это, наверное, и есть голая жизнь. Участвовать в каждом кадре повседневности, как говорит Вернер. Присоединиться к его порнокоманде, отрывать корешки билетов в кинотеатре «Лолита». Стать маской за стойкой какой-нибудь гостиницы на Репербане. Вот возможности пропасть. Идти до конца. Неважно, в каком направлении. Или, как Мелике, вернуться туда, где и должен быть? Театральный буфет. Стать в провинции человеком с биографией. Пока что это только фрагменты. Иначе и быть не может. В каком таком порядке мне в голову приходят мысли, которых вообще не должно быть там, где они есть? Как они возникают? Во всяком случае, приходят из чьей-то головы, а не рождаются сами по себе. Рисуют схему гобелена, который мне предстоит вышить. Я больше не хочу так. Мне нужно чистое, белое полотно. Долой мысли! Хорошо проветрить голову. Не могут вечно одни и те же корабли привязываться к моим пристаням. На будущее, как только опознаю лазутчика, без раздумий выкину его, не позволю отравителю шастать в моей голове. Как угадать, чего мне захочется? А зачем вообще это знать? Я так далеко зашел, вот я и в Гамбурге. Могу и дальше. Я человек искусства. Какой счет, какой вид на жительство. Я могу и без этого. Как говорит Богдан Тонтич, всегда найдется какое-нибудь отверстие, сквозь которое можно смыться. Дождаться однажды и этого конца. Вкусить сладость поражения. Не как до сих пор, только дрожу, сам не знаю отчего. Наконец-то увидеть, как это будет, когда все дойдет до нуля. Может, это так волнительно, что больше не захочется ничего другого, а только лететь в пропасть? Начать сразу. На Репербан. Нет, нет… В Альстерский парк, посмотреть лебедей.

Был вторник. Смотрел лебедей в парке. Мысль лазутчика, проникшего в этот мир, появилась облеченной в плащ ревности, вызванной появлением на дорожке молодой пары. Это было что-то иное, взгляд блондинки, левой рукой обнимает парня за талию, они не видят окружающего мира. Или там, внизу, на террасе паба, девушка, вылитая Ирена, ждала кого-то, оборачивалась, ее взгляд несколько раз останавливался на Руди. Он прошел мимо, вместо того чтобы сесть за ее стол. Запереть на засов белградские годы, реактор, постоянно излучающий обиду, боязнь неудачи. Тоска в коридорах Академии навсегда обосновалась в его чувствах. Стеснительность защищается одиночеством. А что предшествовало ей? Когда впервые он застеснялся матери? Отца? Жужжание «Зингера», стук «Империала». Без особой боли. Тишина акварели. Марля и бумага. И можно сшить любой костюм.

Не могу быть слугой привычкам. Все восстает внутри. Нет универсального костюма, который можно использовать в любой ситуации. Ах, я узнаю тебя, лазутчик. Всего лишь шаг до недовольства. Капкан ждет. Войти в механизм, питать его заработками, экономией, заранее застраховаться от неожиданностей, как будто жизненные ценности вовсе не те неожиданности, непредвиденные случаи. Чем на более широком уровне работает механизм, чем жизнь вместо какого-то туманного хаоса принимает формы конкретной задачи, тем все это становится бессмысленнее. Только вкус песка во рту. Лебеди так красиво плавают. Начать новый фрагмент, еще сегодня же вечером, не утомлять себя целым. Механическая кукла начинает понимать, что не хватает смазки в шарнирах и швах, она боится заржаветь. Тоска нарастает каждое утро, срок годности все короче. Отворачивает голову от реальности. Бессмысленно занимается чем угодно, никак не влияя на свои дела. Эта дорога ведет мимо жизни. Реальность механической куклы отрицает наличие души. А душа отрицает механизм. Огни Репербана не вписаны никуда. Их невозможно предусмотреть. Как и зимний сад гостиницы «Мирамар». Не буду описывать. Хочу жить. Наконец обрести собственный шаг. А что если их несколько? Конечно же, он не один. Один шаг для прибытия, другой шаг для ухода, третьим поднимаемся наверх, четвертым спускаемся, шаг для сближения, шаг для бегства… Как волнителен этот туманный хаос, который я хочу упорядочить, отменить. Стать как тот лебедь. Забыть свое собственное третье лицо. Отдохнуть от императива второго лица. Стать первым лицом. Только я, пусть хоть и в множественном числе.