Русское окно

В сентябре он записался на дневное отделение германистики, не отказываясь от еще одной попытки поступить в Академию. Когда Руди участвовал в отборочном конкурсе, два парня поступили на актерское отделение со второй попытки. Надо было больше крутиться и расспрашивать, посоветовала ему рыжеволосая девушка, которая, по оценке комиссии, оказалась самой талантливой. Да, она права, думал Руди. Сейчас он тоже знает, как выглядит этот экзамен. Он был единственным, кто явился на приемный экзамен без всякой подготовки со специалистом, без знакомств, крутой и наглый. А там, в коридорах Академии, как на бульваре, происходили встречи, сверкали взгляды, болтали и смеялись, и над всей этой возбужденной молодежью парило леденящее присутствие членов комиссии, которые ежегодно режиссировали этот спектакль; оценка комиссии – оценка консилиума хирургов, принимающего решение, прежде чем скальпель начнет резать обездвиженное тело. И только он был вне этой компании. Или же воспринял все это слишком серьезно? И в то же время он слишком готов к уступкам, постоянно борется с искушением приоткрыть двери, ведущие в коридор какой-то иной возможности. Это и была опасная трещина. Тот второй в нем, который делает его открытым навстречу любому другому варианту, в критические моменты делает все бессмысленным. И что это такое – прирожденный артист? Набор особенностей, который большинство воспринимает как воплощение идеального образца? Коллективная мечта об избраннике? Необходимая пропорция патетики и предвидения? Или же существует игра помимо актерства, отсутствие заранее скроенного макета, нечто не сопровождаемое вздохом узнавания и легкое удовлетворение уже виденным? Идеально вывернутая подкладка, другое лицо того же предмета. Таким актером хотел стать Руди.

Между тем на занятиях по фонетике Руди был лучшим, хотя и старался выговаривать немецкие слова не как немец; в нем развилось нежелание имитировать, словно он получил право идеально говорить только на том языке, который выдумал сам. Перед ним стояла проблема: как создать уже созданное? Он хотел познать причины, которые возбуждают некоторых людей уже самим фактом их осознания. И почему этому придается такое значение? Скажем, председатель комиссии на приемном экзамене, профессор, который принимал новое поколение студентов, с первой же минуты выказал нетерпимое отношение к Руди. А Руди, изучив его внешний вид, жесты и поведение, постарался выяснить причины этого. Как будто профессор ментально был на связи с тем двойником внутри Руди, который делал бессмысленной любую мечту, потому что все то, от чего он хотел бежать, все то, что существовало как возможность – как в теле существует зародыш каждой болезни, – теперь пышно расцвело, здесь, перед комиссией. Да, профессор рассмотрел в этом провинциале спесивого заблудшего парня, мгновенно прочувствовал все стереотипные наслоения нервного парня или же, скорее опытом, а не проницательностью – потому что кто знает, сколько сотен студентов прошло перед его глазами, – определил для него место в бескрайнем ряду тех, кому было отказано в поступлении. Зная, что мать Руди руководила пошивочным цехом в театре, профессор почувствовал, что этот кандидат из городка, известного своим знаменитым театром, с детства хранит в себе запах ткани и звук ножниц, распарывающих полотно, стрекот швейных машин и потрескивание разгорающихся софитов, тени кулис и шум поднимающегося занавеса, струйки пыли на сцене во время утренних репетиций и блеск зеркал в тесных гримерках и что повышенную чувствительность своего существа воспринимает как избранность, как печать несомненного таланта. Профессор видел характерный пейзаж периферии, там, где село с приземистыми домами, широкими окнами и заборами существует как сценографический макет города, призванного показать затхлую расслабляющую неспешность, в то время как славная столичная театральная жизнь стремится завоевать провинцию, и что-то Руди в этой надуманной картине беспокоит, вероятно, воспоминания о собственном взрослении в маленьком городе; уже само то, что после учебы он остался в столице, Руди рассматривал как собственный успех.

Без настоящего мотива профессор сделал Руди протагонистом задуманной постановки. Он увидел в этом зажатом юноше нехватку здоровой агрессии, когда успех уже должен вписаться в траекторию его жизни, нечто, что не может миновать его, и потому нет причины заниматься этим.