Наталия была советником Руди. Он великодушно воспринимал любой ее диагноз в вопросах любовных неудач, потому что в основе всех этих исповедей и объяснений был непоколебимый факт, которому ничего не угрожало, факт, что он слишком рано вступил в мир взрослых. А когда Наталия в последний гимназический август вернулась с каникул, проведенных в Трпне, и откровенно рассказала о своем первом любовном опыте с каким-то студентом из Сараево, Руди почувствовал боль в груди; ее приключение он воспринял как предательство. Эта замкнутая и умная девушка, которая все эти годы – о, Руди прекрасно чувствовал это – была влюблена в него, та, которая создала обстановку, позволяющую ей общаться с возлюбленным в свойстве самой близкой подружки и исповедницы, теперь его Наталия обладает опытом первой ночи, опытом, которого он все еще был лишен.
По окончании гимназии Руди отправился на учебу в Белград, а Наталия – в Нови-Сад. И все то, что, по версии Наталии, было муками взросления в маленьком городе, исчезло с переездом в столицу; наконец-то Руди вздохнул полной грудью и уже в первом письме сообщил Наталии о Рыжеволосой. Он скрыл от своей исповедницы имя первой белградской любовницы, к тому же эта связь была короткой, как и все предыдущие связи Руди. А когда Наталия однажды в ноябрьские выходные приехала в Белград и была принята хозяйкой квартиры как любовница Руди, Рыжеволосая уже была в прошлом. Они пришли на факультет Руди, прогулялись по кафедре германистики, пообедали в кафе «Моряк». Оставили достаточно следов для того, чтобы потом Руди, общаясь с коллегами, пустил в ход синтагму «та самая Наталия», давая даже интонацией понять, что от былой любовной связи остались всего лишь приятельские отношения.
Так возникла территория Руди, ситуация определяла стратегию, а потом был сотворен принцип, фактически ловушка, в которую он загнал себя сам, не сумев проникнуть в причины, по которым боялся женщин. Тем не менее он не отказался от своей карты, упорно ожидал попутного ветра, который позволит отправиться в уверенное плавание. Его карта с отмеченным островом сокровищ не предполагала наличие утешительных версий, следовательно, ни Наталия, ни любая другая девушка, бросавшая на него влюбленные взгляды, не могла заменить ту, которая так или иначе должна появиться.
Он не сомневался в том, что с ним все было в порядке, и только обстоятельства ставят его в невыигрышное положение. Лишенный склонности к вуайеризму, равнодушный к порнографической литературе, он не знал, что делать с сильным либидо, которое заставляло мечтать во время киносеансов и театральных спектаклей. В течение нескольких мгновений он так отчетливо ощущал близость острова сокровищ, аромат неведомой растительности и шум кристально чистой воды, что возвращение в действительность было лишено гнета безнадежной обыденности, и сомнений не было – Руди плывет правильным курсом.
Год спустя на факультете он обзавелся доверенной подружкой Недой, которая знала о Наталии абсолютно все и очень быстро объяснила растерянность Руди (потому что он не мог скрыть от нее, что все еще не обзавелся в Белграде девушкой) синдромом длительной юношеской связи. Руди поведал Неде о о том, что все четыре года гимназии у него были постоянные связи, сначала год с Агатой, венгеркой, которая стала его первой девушкой, а потом три года с Наталией. Неда позавидовала Руди за его такую стабильную юность. Да, она припоминала Наталию, он приводил ее на факультет. Тогда мы уже расстались, сказал Руди. Это было заметно, добавила Неда. Связи прекращаются, вы все равно расстались бы, даже если бы учились в одном городе.
Так создавалось богатое прошлое Руди, потому что и Неда после окончания учебы получит статус бывшей любовницы. Потому что жизнь развивалась, заканчивался второй акт, Руди иногда казалось, что он живет другой жизнью, знакомится с какими-то иными женщинами, учится чему-то другому, живет в каком-то другом городе, и все это происходит не с ним, а с кем-то иным. А поскольку только артист может стать любым, то Руди, наверное, сможет найти тот остров. Он не отказался от Академии, следовал внутренним импульсам, долго готовил программу к вступительным экзаменам. Между тем он ни разу не позвонил Рыжеволосой. Встретил ее только в начале апреля, когда пришел расспросить об июньских экзаменах. Он едва скрывал обиду, порой даже гнев; вообще у Руди виноваты были все, потому что, как бы хорошо он не подготовился к новой попытке в Академии, все равно чувствовал, что скользит в направлении, которое вовсе не является единственно верным, что он просто блуждает; этому ли носатому созданию учить его игре? Если бы он хоть что-то понимал в игре, то не торчал бы здесь. Да и вообще все в мире перепуталось.