Русское окно

Руди не сомневался в своей избранности. Заблуждения – надежная территория, на которой строятся убеждения, возводится инфраструктура, действующая в течение всей жизни человека, и тем самым при каждом действии, совершаемом во имя данной Богом избранности, аккредитивы выдаются самому себе. Он почувствовал то же облегчение и удовлетворенность, какие появляются в конце сеанса, когда в зале кинотеатра зажигается свет, резко прерывающий иллюзию. Он любил фильмы, в которых расширяется пространство незнакомых городов, мечтал затеряться в массах, заполнивших широкие бульвары, на Невском проспекте накануне революции или на парижских улицах нашего времени, на улицах, теперь доступных и ему и по которым он вскоре пройдет. Потому что мир принадлежит ему. Он чувствовал это по молчаливому консенсусу, когда все соглашались с его избранностью; лидер гимназического драмкружка был временным жителем городка, которому Провидение предопределило высокий полет. Он видел контуры многообещающего будущего; он не только узнавал его в кадрах просмотренных фильмов, но в моменты экзальтации и вдохновения мог с очаровательной точностью воспроизвести каждую его деталь. Преимущество он отдавал черно-белой технике, жизни в единственном кадре, без широких планов и толпы, только Она и Он. Как в старых отечественных фильмах, где действие происходит в Белграде. Близость реки, пристани и мосты, буксиры, чайки, дебаркадеры, поезда, исчезающие на плоских берегах Нового Белграда. Утренний свет, полуоткрытые двери террасы (конец апреля или начало сентября), одежда, брошенная на спинку стула, звон трамвая. Он просыпается, освобождает руку из-под ее шеи, Она меняет положение, на мгновение открыв глаза, чтобы сразу же отвернуться и зарыться лицом в теплую подушку, Он встает, одевается, неслышно выходит из квартиры, по деревянной лестнице спускается во двор, да, это уже не срежиссированный материал из Превера. Париж, в который он в любом случае приедет. Вместе? А может, приберечь Париж для другого фильма? Покупает в киоске булочку и йогурт, потом газету и сигареты; перескакивая через две ступеньки, поднимается на третий этаж, входит в квартиру, Она уже проснулась, камера выхватывает фасад дома во дворе напротив, звук сводится только к дыханию.

Итак, он точно знал, как выглядит эта обетованная жизнь, к которой стремился на всех парах, предчувствуя, что городок в Воеводине вовсе не та сцена, на которой ему предопределено сыграть свои роли, так что связи гимназического времени он воспринимал как настройку инструмента, период, предваряющий взмах руки дирижера; впрочем, они и не были связями, потому что по неписаным правилам они всегда заканчивались ничем, и Руди Ступар в вопросах телесного опыта все еще продолжал ожидать в прихожей перед вешалкой, размышляя, что сделать сначала – снять шапку или разуться. Может, для начала отложить в сторону мокрый зонтик? Итак, придя июньским днем в начале девяностых на вступительный экзамен в белградскую театральную Академию, Руди Ступар все еще был невинным. Между тем мало кто в городе взросления счел бы его парнем, у которого не все в порядке; его постоянно видели в компании девушек, у него и друзей-то не было, одни только подружки. Наталия была его исповедницей, она знала о нем все, точнее, все то, что он позволил ей знать, только то, в чем он мог признаться самому себе. В общении с Наталией он выстроил официальную версию, настолько убедительную, что сам поверил в нее. Действительностью становилось то, что звучало в исповедях перед Наталией, что было в тончайших отклонениях, когда, поведав о нюансах сорвавшихся попыток начать ухаживания за какой-нибудь девицей, он виртуозно вставлял в рассказ выдуманную причину, например, что слишком рано стал настаивать на интимной близости с ней. Какая убежденность, какое признание собственных слабостей, признание в неправильном поведении, какой королевский гамбит и еще одно предъявленное доказательство Наталии, которая знает о нем абсолютно все, что его ранний сексуальный опыт нанес ему определенную травму, которая и стала причиной его эмоциональной незрелости. Потому что

Наталия была ознакомлена с эпизодом его первого сексуального опыта: после окончания восьмого класса он провел несколько недель у тетки в Суботице, походы на Палич, ночные прогулки, Агата. Так ее звали. Агата Сабо, девушка на два года старше Руди, с которой он однажды ночью впервые занялся любовью. Он настолько точно описал ее Наталии, что маленькая Сабо, как ее прозвали в Суботице, и в самом деле стала частицей повседневной жизни Руди; и не суть важно, что маленькая Сабо в действительности была недостижима, что он даже ни разу не обменялся с ней репликами. Вечерами, засев у окна в кухне, он ждал, когда в дверях дома напротив появится Агата Сабо.