В жизни Руди перемежались сезоны «Империала» и «Зингера», иногда даже в течение одного дня. Он, конечно, не осознавал этого. Только в зрелые годы, когда все пути и далее продолжали оставаться его путями, в мрачной квартире в Будапеште, на площади Ференца Листа, до такой степени забитой мебелью и вещами, что она скорее напоминала склад, а не жилое помещение, обнаружение швейной машинки «Зингер» на застекленной веранде приведет в действие механизм самопознания. На массивной полке у окна стояли с десяток старых пишущих машинок. И тогда на несколько мгновений в стенах будапештской комнаты поместилось все отцовское корреспондентство. Он насчитал двенадцать машинок. «Империала» среди них не оказалось. Он посмотрел в окно. Занесенная снегом прямоугольная площадь, голые деревья, памятник Листу и скамейки, все это тихое и сонное пространство без транспорта и шума несколько месяцев спустя появится на стене здания в мюнхенском пригороде Пазинг. На несколько мгновений в геометрии прямоугольника кирпичного фасада возникнут пустой бульвар провинциальной Воеводины, коридоры Академии, терраса на улице Королевича Марко, пристань, берег Нового Белграда и мост, кроны платанов на бульваре. Я вырос в маленьком городе, сказал Руди вполголоса. И потом повторил по-немецки: Ich bin in der kleinen Stadt aufge-wachsen. Отошел от окна, шагнул вглубь комнаты, в которой из-за темных штор, закрывающих верхнюю часть окон, даже в солнечные дни царил полумрак. Kis Varos-ban nottem fell, прошептал по-венгерски и сел за стол перед голубым экраном ноутбука.
«Это прошлое существует только в твоей голове»
Как в последние мгновения перед глазами утопающего проносится в нескольких кадрах вся его жизнь, так и в сознании Руди возникают картины прошлого Ирены. Неужто он за такое короткое время потонул в одной из ролей, которые в карьерах актеров называются важнейшими в жизни? Это была его первая большая роль, собственно, вообще первая роль. И он мог ее сыграть по истечении семи лет, здесь, на подмостках будапештской квартиры, в которой он находится из-за совсем иного спекталя. Может, он добился того исполнения, о котором всегда мечтал?
Это прошлое существует только в твоей голове. Нет тут ничего, что могло бы запомниться, как говорит Ирена. Моя молодость проходила в желании, чтобы что-нибудь произошло, чтобы появился кто-то вроде тебя. Этот кто-то не приходил, я пускалась в кратковременные связи. После первой встречи вдохновение пропадало. Я оставалась равнодушной. Бросила и того журналиста, потому что однажды утром, сразу после пробуждения, провела несколько часов, распивая кофе, завтракая, разговаривая по телефону, но только в третьем или четвертом часу дня впервые подумала о нем, только когда осознала, что у меня есть парень. Конечно, мы расстались тем же вечером. Почему ты зовешь его Веспасиан? Разве ты так ревнуешь к нему? К призраку, с которым я пыталась освободиться от одиночества. Я понимала, что это не тот выбор. Несколько флиртов на вечеринках с типами, которые так и остались безликими статистами. Ты к ним ревнуешь, спрашивала Ирена. Я думала, что со мной что-то не так. Теперь знаю, что любить надо учиться. Только мне негде было научиться этому, мама не смогла бы помочь, отца я не помню. И тогда появился он. Почему ты называешь его Клавдий, спросила Ирена. Он был дорог мне, отличался от прочих, научил меня любить, хотя я не была влюблена в него. Нам надо было остаться друзьями. У тебя нет причин ревновать к нему. Я никогда не испытывала страсти к нему. Но он был упорным, научил меня любить, я и сегодня некоторым образом люблю его. Говорю тебе, я не была влюблена, это было не то, из-за чего я страдала. Ты – это тот, я знала, что ты существуешь, пойми, так должно было случиться, мы слишком много грешили в предыдущей жизни. Потому и не встретились раньше. Ты настоящий. И какое императорское имя ты присвоишь себе? Знаю, знаю, сказала Ирена. Ты Август. Настоящее, сильное и красивое имя. Я все люблю в тебе, даже то, что мне мешает.
Не помогало. На Руди давило прошлое Ирены, оно заполняло каждое мгновение его жизни. Он просыпался и засыпал, постоянно блуждая в тех испарившихся днях. В общественном транспорте, в прогулках по городу, глядя каждое утро из окна своей комнаты на крутую улицу, перед его глазами возникали все те же картины. Он скрывал от Ирены свои страдания, и только изредка его прорывало, и он камуфлировал гнев юмором. Посещал места, на которых она когда-то, в юности, пускалась в авантюры.
Как ты думаешь, помню ли я дом на Сеняке? Помню только, как в то утро я прошла мимо рынка на Сеняке, но откуда мне было знать адрес? Ты в самом деле ненормальный. И почему ты думаешь, что я не должна ревновать к твоим авантюрам?