Русское окно

Ирена рассказывала, Руди кивал головой, изображая незаинтересованность, словно все эти рассказы, им самим спровоцированные, его не интересуют. Он скрывал источник возбуждения, спрятанный в собственных фантазиях на тему прошлого Ирены. Да, думал он, неужели это и есть любовь? Или только тоска по тому, чего не было в юности? Откуда стремление прожить прошлое заново, обогатив его присутствием Ирены? Но ведь это его прошлое, его склад, в котором можно восстановить каждое мгновение. Он вызывал это новое прошлое в облике римских императоров, потому что он, Руди, был каждым из них, он выстроил генеалогию связей Ирены, наделил именами римских императоров ее любовников. Три года они безумствовали ночами, замирая в объятиях, но все мгновенно исчезало под воздействием вереницы являвшихся картин, и эти секунды возбуждали его сильнее всего. И тогда он оседлывал ее, швырял по кровати, вздымал ее бедра, массировал языком все ее отверстия, после чего они, уставшие, засыпали. А потом, утром, блеск солнечных лучей на оконном стекле вызывал к жизни запах рыбы, в дверях появлялся полуголый Германик. Нет, он этим не занимается. Зачем описывать любовные похождения этой красавицы? Слушай, Руди, я ведь тоже человек искусства, но, в отличие от тебя, давно нашел себя в нем, у меня нет никаких дополнительных увлечений. Я не отступаю, хотя вовсе не такой храбрый человек. Пойми, жить значит отнимать, но если ты живешь полной жизнью, то и теряя, ты что-то приобретаешь. Вижу, ты не совсем это понимаешь.

Германик исчезает в дверях, день истек. Ночь на Златиборе, первая ночь Ирены с вратарем. Вечер в Будве, вечеринка на Сеняке, не так уж этого и много, с десяток белградских отелей, и если все это пересчитать, то всех страстей наберется меньше чем на год, говорит Ирена. И зачем мне что-то скрывать от тебя, сейчас я счастлива, бесконечно влюблена в тебя, единственного, да, ты должен был появиться, но тебя все не было, наверное, мы много грешили в прошлой жизни. Она так часто повторяла эту фразу, которую Руди ненавидел. Меня это не интересует, мне это ни к чему, орал он, хватал ее за ноги, за бедра, кусал ее плечи и руки, задыхаясь от страсти. Покой длится до следующего мгновения, когда случайная прохожая, ее шаги на улице вызывали видение неопределенного, но такого ясного дня из прошлого Ирены, и готово, о да, это именно та походка, и стоит Руди остановиться перед витриной или присесть на скамейку, как тут же появляются римские императоры, скалясь ему прямо в лицо, шлепая Ирену ладонями по бедрам, щипая ее крепкую задницу и постоянно подмигивая ему. Интимные мгновения отчетливо видны, совсем как кадры только что просмотренного фильма: они сидят за столом, этот незнакомец чистит яблоко, вытирает салфеткой губы и говорит, что не мог поверить в ее девственность, она так легко… Но нет, этому не учатся, с этим рождаешься. Когда это было? Нет, я не лгу тебе, Руди, это на самом деле было в первом классе гимназии, на экскурсии в Златиборе. Наша сборная по ручному мячу каждый год тренировалась там, весной и осенью. А это обычное время школьных экскурсий. До Ирены мне дважды довелось переспать с девственницами, говорит этот безымянный римский император. И пока Руди пытается припомнить его имя, он достает из корзины второе яблоко. Никакой я не соблазнитель, Руди, если бы ты уже был тогда, у меня не было бы никакого шанса. Но тебя не было, Руди, так что стать первым любовником выпало мне. После этого мы так ни разу и не встретились. Я звонил ей, но безуспешно. У Ирены уже был другой парень. Она не любила спортсменов, у меня с ней случайно получилось. Хотя, может, ты и прав?

Нельзя им верить, они это просто так говорят, что тебя, мол, все не было. Слушай, Руди, если тебя там не было, в Златиборе, почему тебя не было нигде? Сколько ведь гор, санаториев. А одних только курортов? Тебе никогда не попадались девственницы?

Хватит, Юлий! Это Клавдий обращался к безымянному, дрожа на лежаке, бледный, обливающийся потом. Не могу больше тебя слушать, кричал он и размахивал ручонками. Можешь не врать мне, я появился после тебя и знаю, она никогда о тебе не рассказывала. Только отмахивалась, когда я хотел хоть что-то услышать о ее первом любовнике. Какое поражение, мой Юлий. Быть первым, но стать забытым. Только со мной она начала отсчитывать время любви. До меня едва ли кто был у нее.

Юлий ухватил третье яблоко. Сразу откусил чуть ли не половину. Подмигнул Руди. На лежаке продолжал дрожать Клавдий, непрерывно воспроизводя в памяти райские дни с Иреной. Скользил дурным глазом по лицам сидящих за длинным столом. Они едва поворачивались в его сторону, так что только Клавдий обращался к Руди.