Русское окно

Шагая по Безистану, он заметил Рыжеволосую на афише кинотеатра «Козара». Дешевая отечественная комедия, и первый успех молодой актрисы в кино. Он внимательно рассматривает фотографии в витрине и по этим нескольким кадрам решает, что весь мир предал его. С такой же тоской он шесть или семь лет назад стоял в коридорах Академии, напрасно отыскивая свое имя в списках зачисленных. Студенты смеялись на ходу, разговаривали, курили. Креатуры фальшивого рая, думал Руди. У каждого из них есть своя мера таланта. Излишек его хуже нехватки, потому что он неуничтожим, а нехватку можно дополнить. Столкнувшись с подтверждением несомненного успеха Рыжеволосой, здесь, перед афишей кинотеатра «Козара», Руди не только обнаружил, но и признал наличие у себя чувства зависти. Это уже не был минутный прилив беспокойства, непонятные мягкие колючки в груди, на которые он прежде не обращал внимания, уже вызвали сильное чувство глухого бешенства и печали. Появилась и Мария Лехоткай на престоле инвалидной коляски, королева виртуозных компромиссов, великих слов и мелкой лжи, помпезных заявлений и крепких объятий, всего того, к чему стремился Руди, или, точнее, всего того, что, как он ожидал, будет предложено ему, и тогда он сильным жестом отверг бы всю эту груду и показал, что из-за таких вот, как они, мир превратился в империю несправедливости, потому и пропадает страна, в которой он живет, потому что они и есть главная субстанция эпохи гниения и распада. Он не останавливался в этом произвольном пьянящем движении, определяя по дороге домой степень виновности мира. А когда встал на мощеную дорожку, ведущую к террасе в глубине внутреннего двора, почувствовал облегчение от того, что он опять одинок, он, человек одного-единственного шкафа. Он не может ни на шаг выйти из себя. Права госпожа Лехоткай, он должен писать. Он это и делает, гуляя по городу или просто так стоя у окна. Пишет в кровати, валяясь в утренние часы, в душе, ожидая в очереди перед кассой универсама или сидя на скамейке Калемегданского парка. Мир – необъятное панно. Любая улица меняется в течение часа. Всю жизнь Руди поселяется в домах, мимо которых проходит. Иногда хватает незначительной перемены интонации в голосе молодой женщины, стоящей рядом в трамвае, движения руки, взгляда, намека на улыбку, и Руди выходит вслед за ней на следующей остановке и направляется по новому адресу. Эти возможные жизни лежат рядышком в густом ряду, как понятия в словаре.

Поднимаясь на террасу по деревянной лестнице, переполненный неизвестной силой, он опять был в кадре собственной жизни. У того, наверху, есть еще какой-то план с ним, еще со времени первых представлений, когда он с испугом ожидал поднятия занавеса. Если бы он в тот момент подошел к концу своего взгляда, в пространство, раскинувшееся за этим окном в мансарде дома напротив, там, где Ирена провела первую ночь с Калигулой, то встретился бы с усталым протагонистом, израсходовавшим все истории. Погасшая комета после всех этих концертов, успехов, приключений. Руди все еще иногда видит Калигулу, который, пошатываясь, ковыляет по улице. За семью замками своего подсознания Руди чувствует свое преимущество, потому что у него в запасе неизрасходованные истории.

Следующий акт дня, начавшийся с измены Ирены, сталкивает его со смертью отца. Автобус мчался по пустому новисадскому шоссе, равнина разматывалась долгими кадрами скучного путешествия. Атам, в городе взросления, все как будто уменьшилось: улицы заканчивались, не успевая развернуться, углы не соприкасались, из окон выглядывают тесные комнаты, он оборачивался на людей, которые не узнавали его, в десяток шагов переходил улицы и парки, небо давило, как будто весь город уместился под самой крышей неба.

Семь дней он провел в этом удушливом пространстве. Позвонил Даниэлю, сообщив, что его некоторое время не будет в Белграде. Затем набрал номер госпожи Лехоткай. Человек, представившийся родственником, сообщил Руди, что Мария Лехоткай скончалась во сне, под утро. Повесив трубку, он понял, что в тот же день, в полдень, умер и его отец. Возможно, в тот момент, когда он увидел Ирену на террасе плавучего ресторана в объятиях незнакомого мужчины.