Русское окно

По воскресеньям он отправлялся на остров Маргит. Там, на пляже, он познакомился с Эдиной, двадцатилетней парикмахершей. Она работала в салоне на площади Кальвина. Они с трудом понимали друг друга. Английский Эдины был ничуть не лучше венгерского Руди. Тем не менее именно невозможность воспроизводить нюансы открывала широкий простор для маневрирования в общении. Руди вовсю пользовался руками. Иногда у него получалось и на венгерском. Он объяснил Эдине, что ему пришлось на некоторое время уехать из своей страны. Она ничего не поняла. А он и не старался объяснить ей все. Улыбаясь, она показывала мелкие правильные зубки. Короткие светлые волосы, карие глаза и круглое беззаботное личико. У Эдины были маленькие груди, полная выразительная попка и длинные, тонкие, как у мальчишки, бедра.

Руди под конец рабочего времени появлялся в тенистом дворе перед парикмахерским салоном, где было на несколько градусов прохладнее, чем на улице. Глубокую тишину нарушало только гудение кондиционера. Дряхлое здание времен модерна, с четырех сторон окружавшее небольшой двор, за прошедшие десятилетия утратило многие орнаменты на внешнем фасаде, но истинное его состояние можно было увидеть только в этом внутреннем дворе. Перила балконов из кованого железа частично заменили древесно-волокнистые плиты, на влажных стенах выделялись заложенные кирпичом окна, а между первым и вторым этажами висели остатки винтовых лестниц. Где-то в архитектурных архивах наверняка хранится досье на этот дом, его история под определенным номером. Когда-нибудь его отреставрируют, как это случилось с десятками великолепных зданий в узких улочках, выходящих на огромную рыночную площадь у моста Сабадшаг. Отремонтируют и квартиры с высокими потолками и широкими прямоугольными окнами. Накануне первого субботнего вечера в месяце жильцы вынесут часть мебели, кухонной посуды, картонные коробки с одеждой, книгами и прочими ненужными предметами, и всю ночь кучи барахла будут лежать на тротуарах перед домами. Цыгане явятся до старьевщиков и отберут все, что им покажется ценным. Некоторые из этих предметов вскоре окажутся в антикварных лавках и на блошиных рынках, переселятся в другие квартиры, оккупируют новые пространства, в которых станут реквизитом еще одного жизненного цикла.

Почему ты так задумчив, спросит Эдина, выйдя из парикмахерского салона и коснувшись губами щеки Руди. А он не откроет ей обуревающие его мысли, потому что в его голове нет места для такой странной комбинации. Она была смущена, когда он несколько дней назад рассказал ей о своей страсти вселяться в незнакомые дома. Они остановились перед роскошным фасадом напротив ресторана «Кер», где они провели вечер. Руди блуждал взглядом по освещенным окнам гостиной на втором этаже. В свете огромной сверкающей люстры наблюдатель мог увидеть с улицы часть массивного резного дубового шкафа и ряд книг на его верхней полке. Пальцы Эдины прошлись по спине Руди, слегка впиваясь ногтями в выпуклую линию позвоночника. О чем ты думаешь, шепнула Эдина. Кто жил в этом доме пятьдесят лет назад, ответил Руди по-английски. Эдина удивленно посмотрела на него. Она поняла каждое слово, но не их смысл. Разве это так важно? Какое отношение может иметь тот бывший жилец к тебе? Даже если ты все знаешь о нем? Какой в этом смысл? Я никогда не думаю о вещах вне моей жизни. Она несколько мгновений смотрела Руди прямо в глаза, положив ладони на его плечи, словно стараясь прочитать в зрачках все то, что ускользнуло от нее. Подергивание губ открыло ряд мелких зубок. Улыбнулась и пробормотала что-то по-венгерски.

Позже, во время другой прогулки по бульвару в направлении квартиры Руди, Эдина неожиданно остановилась, театрально протянула руки к какому-то освещенному окну и сквозь смех продекламировала по-венгерски целый пассаж, который Руди едва понял. Медленнее, медленнее, просил Руди. Эдина повторяла бессвязные слова, не переставая смеяться. Оскар Бодор, судья, богатая карьера при русской оккупации, трижды ломал ногу, играя в теннис, великий гурман, разговаривает во сне. Каталин Береги, хозяйка салона художественной штопки, вдова, постоянный клиент кондитерской «Моцарт» на бульваре, состоит в любовной связи с портным на улице Доб, который двадцать лет назад в подкладке офицерской шинели нашел пачку стодолларовых банкнот. Все небольшое богатство сумел потратить за несколько месяцев в борделях. Адам Спиро, директор книжного магазина рядом с отелем «Астория», вегетарианец, любитель скачек и шелкового белья, носит дорогой парик, купленный в Вене. А там – видишь вон тот балкон и высокого курильщика на нем? Иштван Фулоп, лучший дантист Будапешта. Его брат, Атила Фулоп, шеф Дирекции по реконструкции Пешта. Живет в частной вилле в Буде, на Кристинавароши. У них есть сестра Вероника. В семье Фулоп она продолжила традицию рантье. Содержит пансион на Балатоне. Питает слабость к фарфору, итальянской обуви и мужчинам.