Это случилось в первое утро после того, как он перестал работать в Институте Гете. Он вошел в только что открытое кафе «Эклектика». Сел за столик у единственного окна с видом на улицу. На подоконнике широко открытого окна стояло несколько зеленых горшков с бегониями. Ему показалось, что с этими цветами не все в порядке, они не соответствуют помещению, которое темным паркетом, старинными стульями и столами больше напоминает декадентскую атмосферу городского кафе начала века. Вернуть бегонии на веранду деревенского дома или разместить под козырьком железнодорожного вокзала в каком-нибудь городке этой пыльной страны. На противоположной стороне пространства двустворчатые двери ведут в небольшой дворик. Под желтым тентом стоит с десяток столиков. Некогда мрачное, запущенное помещение, в котором в обед отдыхал сапожник, превратилось в сад при кафе. Оттуда в тот июльский день и появился сапожник, когда звякнул колокольчик на входной двери. Вслед за ним вышла женщина, намного моложе, и Руди подумал, что это, возможно, его дочь. Любезно улыбаясь, она мягко проскользнула к прилавку. Прежде чем она исчезла в темной комнате, где наверняка размещалась мастерская, он заметил, что у нее в ушах вата. И что у ее сильного тела прямо-таки девичья талия. Он вытащил из пластикового пакета сандалии и протянул их сапожнику. Тот взял их сильными длинными пальцами. Ладони и кончики пальцев были черными от ежедневного контакта с кожей и клеем, и Руди представил эти красивые руки над клавишами рояля. Сапожник говорил по-венгерски, а Руди, заикаясь, дал знать, что понимает его. И его очень занимало это приятное, благородное лицо: высокий лоб, волнистые седые волосы, полные губы и слегка горбатый нос. По чьей же божественной воле этой дворянской физиономии приходится весь день вдыхать запахи кожи и клея и рассматривать изношенную обувь? Вместо кожаного фартука на нем должен быть фрак. Все в нем говорило, что он настоящий господин. Какое стечение семейных и исторических обстоятельств заставило эту личность лишиться положенной роскоши? Кто виновен в страшной судьбе? Когда и где было принято судьбоносное решение? Или все происходило неспешно, постепенно? Никто ничего не решал. Дни скользили как пальцы по клавишам.
Куда же они уехали, думал Руди. Может, продали мастерскую и отправились в деревню? Или прозябают в провинции? В Кобани? Чепеле? Поток мыслей прервала Эдина. Она громко смеялась, постоянно закидывала голову, делая синкопы в начале каждой фразы. Это было в послеполуденный час предыдущего дня, когда Руди сказал ей, что он актер. Это ее не вдохновило, напротив, гримаса на ее лице отразила доселе неизвестные стороны этой простой души. Она сказала, что если он попробует играть в Будапеште, то всю жизнь ему придется изображать только маргинальных иностранцев. Так что он не разбогатеет. Она редко ходит в театр, хотя одна из ее клиенток, актриса из театра «Мадач», регулярно дарит ей билеты на премьеры. Когда она была маленькой, ей говорили, что она прирожденная актриса. На самом же деле каждый человек актер, каждый играет сам себя, сказала Эдина. На мгновение ее испугал смысл произнесенных слов. Она закурила и остановилась у окна. Скажем, она точно знает, у каких женщин нет любовников, хотя они и разыгрывают из себя удовлетворенных самок. Но кожа разоблачает, кожа говорит, исповедуется, в каждой ее поре кроется какой-то эпизод. Так говорит Каталин, хозяйка салона. Каталин замужем, и любовник у нее есть. Он хозяин казино, влиятельный человек в криминальном мире. Вечерами, когда она остается одна со своими девушками, Каталин раздает им советы, как в жизни не терять времени с нестоящими мужчинами. Она говорила что-нибудь обо мне, спросил Руди. Конечно, только о тебе и говорила, рассмеялась Эдина. Каталин говорит, что ты еще не нашел себя, тебе не хватает опыта. Тем не менее она уверена, что если ты начнешь обживаться, то восполнишь все, что пропустил. Эдина зашлась в смехе. Почему ты так смотришь на меня, Руди? Каталин колдунья. Она говорит, что такие несобранные лучше всех. Руди каждое утро пил кофе в «Эклектике». Лишившись работы в Институте Гете, он стал бродить по городу, как когда-то в Белграде. Добирался до конечных станций метрополитена и трамвая, шатался по пустым окраинам Пешта. Посещал музеи, а вечерами занимался на курсах венгерского для иностранцев. Деньги, которые ему дала перед отъездом мама, он положил в американский банк на площади Кошута. У него был запас года на три проживания в Будапеште. И его не заботило отсутствие работы. Директор Института Гете сказал, что в ноябре откроется вакансия в читальном зале. Проблема была только в отсутствии вида на жительство. Родственница с мужем смогли предоставить ему официальные гарантии для временного пребывания. Но каждые три месяца надо было проходить сложную бюрократическую процедуру.
Каждый шаг настоящий