Русское окно

Константин был среднего роста, с большой головой, которую еще больше увеличивали мясистые щеки, с несколько кривым носом и крупными чувственными губами. У него были странные глаза, они обладали уникальным, гипнотическим взглядом. Когда они знакомились, Руди показалось, что этот человек угадывает мысли. После того как они обменялись несколькими словами, Константин заметил, что для переводчика, как и для артиста, проблема не в переводе слов, главное – обладать механизмом, производящим эти слова. Именно в этот момент Руди понял, что предстоящие съемки – спектакль, в котором ему принадлежит важная роль. Он признался Константину, что впервые переводит живой разговор. Не сомневаюсь, что вы отлично справитесь, сказал писатель и опустил руку на плечо Руди.

В отличие от молодого режиссера, который упорно пытался провокационными ответами сбить с толку немецких журналистов, Константин Иванич говорил спокойно. Тем не менее вулканическая энергия двигала его фразами, и только иногда он недоуменно складывал ладони. У него были красивые руки, и хотя нельзя было назвать его симпатичным мужчиной, впечатление, которое он оставлял, перемещаясь по залу и осыпая собеседника потоком слов, противоречило этому факту. Всего через полчаса стало понятно, кому в этой четверке есть что сказать. Он очень резко охарактеризовал диагнозы, поставленные мировыми средствами массовой информации с началом бомбардировок Югославии. В отличие от своих собеседников, которые видели в сербском режиме главного виновника катастрофы, обрушившейся на собственный народ, Константин Иванич с иронией заметил, что на сцене всемирного театра разыгрывается водевиль с доктором Франкенштейном в главной роли. Чудовище, созданное им, сбежало. Но только маски еще не сорваны. Они срослись с лицом. Журналист, явно недовольный языком метафор, требовал простого рассказа и обратился к режиссеру, который четко повторил диагноз мировой прессы. Потом два других собеседника произнесли что-то об ответственности Запада. После отснятого эпизода телевизионщики должны были переместиться в какой-то клуб, где предстояла встреча с группой молодых белградцев. Договаривались говорить на английском, однако немецкий журналист попросил Руди на всякий случай отправиться с ними, конечно, за отдельную плату. Он вытащил из кармана лист бумаги и показал Руди список с несколькими фамилиями. В самом его конце была фимилия Рыжеволосой.

Константин Иванич разговаривал с молодой женщиной с длинными каштановыми волосами, к нему подходили какие-то люди, неожиданно вокруг него образовалась толпа. В какой-то момент их взгляды встретились, он жестом подозвал Руди и познакомил его со своей женой. Марианна, произнесла она протяжным голосом.

Они обменялись несколькими словами. И тут вся компания тронулась небольшими группами из кафе в клуб, где молодые белградцы ожидали съемочную группу немецкого телевидения. Они шли по бульвару Андраши в направлении Октогона, после чего повернули налево, рядом с кафе, в котором Руди встретил с Соней первое новогоднее утро. В этот момент рядом с ним оказалась Марианна. Они отстали от последней группы. Константина окружали немецкие журналисты. Молодой режиссер что-то экзальтированно объяснял, и его голос громко звучал в ночной тишине.

Бессмысленно, сказала Марианна.

Что, спросил Руди.

Все это, ответила она. Если бы мир интересовала наша правда, он не стал бы бомбить нас.

А почему они это делают, спросил Руди.

Чтобы стандартизировать нас, не задумываясь ответила она и посмотрела на Руди своими большими темными глазами. Она, как и Константин, не была симпатичной, но пленяла шармом и силой. Как ты не понимаешь, мы слишком велики для того, чтобы стать резервацией. И к тому же мы не остров. Рано или поздно нам придется принять правила. Поэтому нас и бомбят. А ты? Что ты здесь делаешь?

Руди сказал, что уже девять месяцев живет в Будапеште и все время ждет, правда, сам не знает чего. Это нехорошо, сказала Марианна. Ты слишком молод для того, чтобы сидеть в зале ожидания.

Руди узнал, что Марианна социолог, что некоторое время она жила в Париже, где и защитила докторскую. В Белграде работала ассистентом на философском факультете. Но сейчас все пропало. И хорошо, что случилось именно так. Руди удивила легкость, с которой она бралась объяснить любую проблему. Существует только один мир, Руди. Твой мир. Все то, что вне его, всего лишь материал, который ты используешь в меру своей ловкости и разума.

Ты и людей имеешь в виду?

Прежде всего людей, сказала Марианна. Не могу понять, как молодой человек, такой, как ты, почти год живет настолько рассеянно и чего-то ждет. Здесь, в Будапеште, отличный американский университет. Почему бы тебе не записаться на какой-нибудь курс? Закончить магистратуру? Или ты думаешь вернуться?

Взгляд, обращенный к нему, был острым и мягким одновременно. Никогда Руди не доводилось встречать человека, состоящего из одних крайностей, и в то же время такого твердого и уверенного.