Русское окно

Это первое лицо множественного числа, которым он ввел Руди в мир литературы, определило направление следующих дней. В торговом центре напротив вокзала Нюгати он купил ноутбук «Тошиба». Всю зиму, спускаясь на эскалаторе в метро на станцию «Блаха Луйза», он проходил мимо старика в национальном костюме на рекламе, несущего под мышкой ноутбук японского производства. И теперь, сидя в трамвае по дороге домой, разглядывал возникающие фасады, рекламу, витрины магазинов, безымянных людей на тротуарах Пешта. «Meleg, meleg», – слышал он голос толстяка на станции Келети, приехав год с лишним назад в этот город. И не случайно именно в ту минуту появился незнакомый человек. Жара, жара, повторял он про себя слова, которые в то июньское утро принял за приветствие.

Ты все уже видел

Потихоньку удалялся вокзал Келети, гигантские мачты Непштадиона с гроздьями прожекторов, высокая ограда кладбища Керепеши. Через несколько секунд показались аллеи, геометрические ряды зеленых поверхностей, под которыми уже год покоилось тело Радое Лаловича. Весной этого года они с Соней были на этом кладбище. На обратном пути он предложил ей зайти к нему на чашечку кофе, однако Соня отказалась от предложения. Она положила руку на плечо Руди и сказала, что кофе они выпьют в «Одеоне».

Руди сидел у окна в поезде «Бела Барток». Облачное сентябрьское утро, мелкий дождь, колонны автомобилей, купола зонтиков на тротуарах украшали сцену города, который он покидал. Добрый дух в образе директора Института Гете помог Руди получить годовую немецкую визу. Вечер накануне отъезда он провел с Джордже и Апаресидой в пабе на улице Кечкемет. Марианна только однажды позвонила им из Америки, сказал Джордже. Она сообщила, что у них с Константином все в порядке, она преподает в небольшом университете близ Нью-Йорка, Константин пишет книгу «Сербская Касабланка». Спрашивала о тебе. Я сказал ей, что ты вскоре уезжаешь в Мюнхен, и она просила передать, что ты уже не настолько молод, чтобы так разбрасываться. Руди на мгновение показалось, что Марианна с ними и резким голосом привычно раздает советы. Она терпеть не могла отговорок, и если кто-нибудь из собеседников давал ей отпор, то не успокаивалась, пока не убеждала его в ошибочности взглядов. Он вспомнил, как однажды она сказала ему, что еще не встречала человека, который бы так тщательно планировал каждый свой день, как Руди, а теперь уже вся следующая неделя выпала из его планов. Будущее тоже планируется, нельзя так просто плутать по следам случайностей. Ты не бутылка в море, а сознательная личность, которая должна знать, к чему ведет каждая из дорог.

Может, он и в самом деле бутылка, брошенная в море? Или же прав Константин, который в тот вечер в кафе «Кер» сказал ему, что настоящий художник черпает из собственной прожитой жизни? Писательство всегда взгляд назад. Ты все уже видел, контуры окончания видны в самом начале.

Он вернулся в вечер, когда Константин напился и пребывал в хорошем настроении. Вот, посмотрите на парочку в том углу. Руди осторожно обернулся. Молодой человек с глубокими залысинами, бледной кожей и большими темными губами с восхищением смотрел на собеседницу, которая живо жестикулировала, заглядывала ему в лицо, как будто убеждая его в чем-то. Все время говорила только она. Что мы видим, спросил Константин. Неуверенного в себе парня. Вам не обязательно знать хоть что-нибудь о его жизни. Достаточно просто посмотреть на него. Он станет живее всего, когда умрет, и чем мертвее, тем будет живее. Он еще не верифицировал свою жизнь, еще не пришел к себе, но уже проделал половину пути, потерявшись в мире внешних вещей.

Константин говорил путанно, прерывисто, делая долгие паузы, во время которых только улыбался и подмигивал в сторону парочки в углу. В какой-то момент вытащил из кармана свернутый лист бумаги и положил его на стол. Постучал указательным пальцем по бумаге и продолжил говорить. Руди едва удавалось связать фрагменты, относящиеся к таким разным периодам жизни Константина. Вот и бомбежки закончились, произнес он задумчиво. Все опять продолжится. Кое в чем Марианна, видимо, права. Ты ведь не одинокое дерево посреди поля. Потому что всегда есть какая-то побочная история, в которую ты можешь свернуть. А ты их не учитываешь, считая компромиссами. Я всегда жил вне главного течения, для меня разрушение – нормальное состояние духа. Меня никогда не вдохновляла постоянная занятость. Годами я пытался участвовать в конкурсах, не было новинок, которые я бы не попытался использовать. Двадцать лет спустя я создал свой тип колонки. Но все-таки нет во мне желчи, зависти, злобы из-за того, что я ко всему шел окольными путями. Где-то я сильно согрешил. Какая небрежность, что я не присоединился ни к одной стороне. Позже, с первым романом, пришел успех. Потом Марианна.