Русское окно

Да, я проводник. Меня зовут Эмиль Лам. Я как поезд, появляюсь из разных направлений. Кто знает, из каких направлений я создан. Это не безумие. Полное восприятие расписания движения есть исполнение. Безумно стоять на семафоре между двумя станциями. Или как на мосту, взглядом уже в глубинах воды, которая манит, мутная и незнакомая. Но я, Руди Ступар, уже не на мосту, где разрываются в сомнениях, непрерывно думая о том, какой берег лучше, независимо от того, где покойнее, в тиши провинциальной ночи или в блеске огней большого города.

Выдержи взгляды парочек, когда сидишь за ужином в каком-нибудь ресторане, прежде чем как охотник выберешь участок леса, где начнешь охотиться за добычей. Некоторые звери уже знают тебя, как та марокканка. Она всегда машет тебе рукой, когда ты появляешься в «Тринидаде». Избегаешь ее? Не хочу повторять все ту же историю. За каждой ролью кроется мелкий расчет, фасад, хорошо скрываемый подвал. Кнуты и кайла, холодные комнаты интерната, изнасилованные в кладовках послушницы, возведенные на фундаментах унижения. Пристойные граждане несут в себе слепых путников, ожидающих случая. Когда прозвучат ратные трубы, будет выписано отпущение грехов за все прошлые и будущие преступления.

В начале третьего месяца нового календаря Руди познакомился в баре «Маэстро» с молодой боснийкой. В имени Нела, таком европейском, без конкретных координат, он распознал корень: Санела. Пекло, из которого она вырвалась, еще не остыло. В Боснии больше никакой гид не нужен, сказала Нела несколько в нос. Это все равно что отправиться в Трою. Ты хоть знаешь что-нибудь о Трое, спросил Руди. Я хотела учиться на археологии. И еще не отказалась от этой мысли. Похоже, выберусь отсюда.

На следующий день Руди пришел в «Маэстро». Прождал Нелу до полуночи. Пил терпкое сицилийское вино. Кровь пульсировала в висках. Испытывая от этого удовольствие, начал путешествовать. С каждым новым бокалом было легче перемещаться. Описывал в путеводителе город и все его улицы, на которых жил. Встречал кукол из универмага «Херти». Смирившись с топографией таких одинаковых дней, начинавшихся утренней поездкой в трамвае из Пазинга в центр города, Руди становился все ближе к решению поехать на север. На его счете все еще хватало золотой пыли Воеводины. Он тронулся дальше.

В тот вечер Нела не объявилась в «Маэстро». Сицилийское вино пульсировало в висках. Он посмотрел на часы. Еще можно успеть на последний поезд в Пазинг. Или остаться в «Маэстро»? Отвести в комнату эту высокую украинку. В «Тринидад»? Нет, Руди расплачивается и спешит на Главный вокзал. На углу два негра разговаривают с толстой проституткой. Добравшись до вокзала, он бегом спускается по ступеням в жерло метро. Реклама молодой баварки в народной одежде с кружкой пива в руке вызывает в памяти старика с ноутбуком «тошиба» в будапештском метро. Мир покрыт знаками. Жизни существуют для того, чтобы на некоторое время, пусть на секунду-другую установить в вечности космоса порядок, разрушающийся с каждой смертью. Но что-то все-таки остается. Нет такой цифры, которая в состоянии отразить все остатки всех существований, уместившихся в серой, на первый взгляд, повседневности. Сапожник из Пешта с руками пианиста, сонные женщины под колпаками фенов в парикмахерском салоне Каталины.

В пустом вагоне шестой линии в направлении Туцинга Руди вытирает потный лоб. Добравшись до квартиры, включает ноутбук и короткими фразами вызывает из шкафа Богдана Тончича. Слушай, парень, говорит он хриплым баритоном, все, чего лишит тебя жизнь, преврати в преимущество, смотри вперед без страха, расслабься, пусть тебя несет течение, не стоит отчаиваться из-за чего-то, запомни, конца нет, всегда есть какое-то окно, хотя бы просто отверстие, в которое ты можешь подмигнуть себе, прежнему, и неважно, в каком порядке происходит в твоей жизни все то, что тебе назначено, парень, слушай меня внимательно, поимей ты эту хронологию, все, чего ты не получил вначале, ждет тебя в конце, за все, что захапаешь сверх меры, заплатишь вдвойне, и нет больше наших маленьких вечностей с самого начала. Горизонт тоже можно растратить, парень.

Он мог остаться в Будапеште и точно так же вернуться в свой город. Его город? Призрак Белграда, который путешествует с ним. Уехать на север, как обитатели Колхиды. Искать золотое руно. О жителях Колхиды рассказывал ему Богдан. Он упоминал и кентавров под стенами Белграда. Перескакивал с темы на тему, легко, без начала и конца, просто фрагменты, рассказанные хриплым баритоном, и взгляды, которыми он вписывал в память собеседника даже то, чего не произносил, но подразумевал.

Руди отказывается от актера в себе

Над Пазингом рассвело еще одно утро. Дал о себе знать первый трамвай. Шум воды в трубах. Город потягивался после сна движением ранних прохожих по улицам. До поздней ночи на голубоватой поверхности экрана всплывали призраки.