Русское воскрешение Мэрилин Монро

Как политтехнолог, Фомин хорошо знал этих людей. Памятники диктатору были снесены с площадей городов более полувека назад. Из миллионов избирателей, – видели портреты Сталина в советских старых газетах или на демонстрациях, и с тех пор их помнили, только самые старшие возрасты, пенсионеры. Они и так почти все голосовали за левых. Борьба должна была развернуться за молодых избирателей. Поэтому Фомин ставил на генетическую память народа.

Молодежь жаждала новизны, всегда и повсюду. Ее не устраивали скучные надоевшие на телеэкранах лица политиков, всегда одинаковые: на выборах молодежь за таких не голосовала. Каждая новая народившееся поколение верило, что счастье близко, но кто-то каждый раз мешает. Еще молодежи всегда нужны были звезды, и чем скандальнее, тем лучше. Люди теперь верили лишь харизме, а молодежь – одной только харизме. Они уже ее получили достаточно в последние дни из рук Фомина. Столько отличной первоклассной харизмы, и сразу, они и не видели никогда, – иначе не визжали бы так на стадионе. И они получит еще. Много больше.

Надо было подержать этих людей на взводе хотя бы недельку, этого будет вполне достаточно перед выборами. Скоро неизбежно появятся на телеэкранах еще какие-нибудь глобальные новости, – катастрофы, теракты, землетрясения, восстания, – это все обязательно отвлечет людей, политический ажиотаж утихнет, но в глубине памяти останется самое нужное. И тогда будет уже неважно, настоящий был перед ними Сталин, или клон, или актер.

В этом отношении выбранный им человек для роли Сталина вполне устраивал Фомина. Он и смотрелся неплохо, и был умен, а если ему дать немного выпить, как Фомин заметил это пару недель назад, тот начинал неудержимо острить, а это очень нравилось молодежи.

Вдруг Сталин внезапно перестал смеяться и спросил:

– Кстати, когда похороны Владимира Ильича?

Это был больной вопрос для Фомина. Еще две недели назад он запланировал похороны Ильича, как могучую демонстрацию народного гнева. Народ должен был объединиться и навсегда сплотиться вокруг его партии в дни траура. Фомин видел старые киноленты, он помнил, что творилось на Красной площади почти сто лет назад, когда хоронили настоящего Ленина. Ему хотелось повторения.

Но тут вдруг окончательно вышла из-под контроля Мэрилин Монро, а без родной сестры достойные публичные похороны Ленина были невозможны. Ее истерика началась еще в больнице, как только к ним вышел в коридор главный хирург с плохой вестью. Затем ее истерика стала перерастать в политическое буйство: она безошибочно чувствовала, кто и зачем убил ее второго брата. Поэтому Фомин принял решение о срочной ее изоляции.

Она была еще жива, но и этот последний милый клоник должен был скоро умереть. Фомину не жалко было клонов, он их считал глупой шуткой природы, уродцами.

– Надеюсь, Ленин ляжет в своем Мавзолее? – спросил Сталин у генсека Фомина.

Фомин внимательно на него посмотрел: его смех и шуточки начинали его доставать. Но лицо того было сейчас совершенно серьезно.

– Мавзолей занят, – мрачно ответил Фомин.

– Но я ведь там лежал. Вы не забыли? Теперь мое место свободно.

Фомин вскинул возмущенные глаза.

– Не заговаривайтесь, Иосиф Виссарионович! – строго сказал Фомин. Он обращался к тому только по имени и отчеству диктатора. Уже месяц, чтобы им обоим привыкнуть, и самому не ляпнуть потом при журналистах его настоящее имя. – Вы пьяны!

– Еще нет. Можно я допью остатки из вашей бутылки? – попросил Сталин.

Фомин уже открыл было рот, чтобы отказать, но подумал, что этим неминуемо натянет с пьяным человеком отношения, а этого делать не стоило. Завтра на Центральном телевидении предстояло ключевое интервью: ток-шоу. Черт с ним…

Фомин достал из сейфа почти пустую бутылку и выплеснул остатки в мятый бумажный стаканчик. Сталин выпил и крякнул.

– Отличный у вас коньяк. Грузинский, наверное. А знаете, мне нравится быть Сталиным, я вхожу во вкус.

– Сталин не пил так много.

– Сталин много, чего не делал. Но и делал очень многое.

– Не вздумайте утром опохмеляться! Дружинники, которые будут с вами в гостинице, за этим проследят.

– У меня с ними общий номер?

– Считайте, что да, они останутся у дверей. И постарайтесь меньше острить. Не всем это нравится.

– Когда вы мне заплатите?

– Как договорились, ни днем раньше. Премия – по результатам.

– А как же аванс? Сегодня вам мое выступление разве не понравилось?

– Неплохо. Но аванс после ток-шоу на телевидении. Завтра.

– Вы очень строгий. Вы, наверное, не любите людей. Сталину бы это не понравилось.

– Мой шофер отвезет вас в гостиницу.

– Где моя охрана?

– Свою охрану вы узнаете по красным повязкам. Они всегда будут рядом. Попрошу вас вести себя в гостинице скромнее. Вы – не Сталин.

– Я – Сталин!

28. В посольстве

Джеймс Форд был в понедельник с утра в исключительно хорошем настроении. Сидя у себя в кабинете и поглядывая на монитор компьютера, он иногда даже похохатывал, что было для него совершенно необычным. Причиной его прекрасного настроения были деньги.