— Вы, кажется, не очень ко мне расположены? — осмелилась я заговорить первой. Голова на длинной шее, повернувшись ко мне анфас, кивнула.
— Не очень, — призналась голова. — Вы, сударыня, наша подданная, а проживаете в другом государстве. Какой симпатии к себе вы за это ожидаете?
— Я же не по своей воле! — принялась я оправдываться. — Сердцу не прикажешь…
— Но сейчас-то вас никто не принуждает жить за пределами отчизны?
— Как вам сказать, Ваше Орлячество! Наличие камина.
— Всех вас, русских якобы патриотов, удерживают за границей такие жалкие подробности личного удобства, как наличие камина! — сентенциозно произнесла голова. — Эх, соотечественники! Мелкие вы люди, ей-богу.
— Не буду с вами спорить, Ваша Двуглавость, — вежливо отозвалась я. — История доказывает, что такие споры обычно плохо кончаются.
— Справедливо, — согласилась со мной голова. — А мы, кстати, уже пришли.
Прямо через лес, не требуя для себя никакой насыпи, проходила железная дорога. Орёл встал у её края и коротко хлопнул шумными крыльями. Почти сразу в лесной чаще показался паровоз, а за ним — два вагона с императорским штандартом на боку. Короткий поезд искусно затормозил так, что лесенка первого вагона очутилась прямо передо мной.
Рослый ординарец провёл меня по узкому коридору и, доложив о гостье, пригласил меня в кабинет во всю ширину вагона, у окна которого стоял спиной ко мне, но почти сразу ко мне обернулся мужчина невысокого роста.
Да, разумеется, это был Государь в черкеске собственного конвоя, наш последний Государь! (Коммунисты, подумала я мельком, не согласятся с этим эпитетом: что же, пусть взывают к своим собственным вождям и покровителям, и земным, и небесным.) Только увидев его, я поняла, кем была встреченная мной у опушки леса Серая Королева, моя царственная тёзка.
Государь предложил мне сесть и сам сел за круглый столик.
— Я попрошу, чтобы вам подали чаю и завтрак: вы ведь проголодались? — участливо спросил он.
Сам он, кстати, тоже пил чай, из стакана с серебряным подстаканником. Стакан по кругу обвивала тонкая золотая змейка, которая, увидев меня, моргнула и высунула язычок. Я улыбнулась ей как старой знакомой и ответила:
— Благодарю вас, Ваше Величество, не нужно… Куда идёт эта железная дорога, если мне позволено спросить?
— Она, Алиса Сергеевна, увы, не идёт никуда, вернее, она идёт по кругу. Так выглядит, — по крайней мере, в моём случае — вечная повторяемость отечественной истории.
— А вы обречены всё время ехать в этом поезде! — поразилась и огорчилась я.
— Поверьте, что это не самое неприятное из последствий. Луна ведь тоже обречена вращаться вокруг Земли, а она не жалуется… Я правил не очень умело, как вы знаете, и не сумел отвратить вступления России в большую и страшную войну. Брызги крови погибших в ней есть и на моей одежде. С другой стороны, я успел кое-что искупить ещё на Земле. Брызги моей собственной крови на ней тоже есть. Эти две силы уравновешивают друг друга — и вот я продолжаю вечно вращаться. Не жалейте меня слишком: я могу сойти с этого поезда, вернее, уже могу. Но и у моего поезда, и у его движения по кругу есть свой смысл, цель и назначение.
— Какое, например?
— Например, то, что сейчас поезд везёт вас к маленькой станции, на которой вы пересядете на телегу и отправитесь дальше, к Духовной Горе Русского Православия. Только дождитесь, пожалуйста, именно самой простой, крестьянской, не езжайте регулярным рейсом. Да, про православие: знаете вы, что весной какие-то шестикрылые птицы, отдалённо похожие на серафимов, вьют в этом лесу гнёзда? Некоторые — совсем ручные, даже садятся на руки… Какой-то шутник с Земли сочинил их, а они и прижились, так что считаю, что и я не совсем оставлен, даже здесь, Божьим Промыслом. Зачем вам продолжать путешествие к этой горе, вы спросите? Затем, что Александр Михайлович, которого вы ищете и которого я имел удовольствие видеть что-то около года назад, после короткой беседы со мной направился именно туда. В каждом мире есть некое подобие врат, через которые можно переходить из одного в другой, и вы при желании сможете… но как вы себя чувствуете?
— Меня немного укачало, — призналась я.
— А мы, по счастью, уже приехали!
Государь проводил меня к выходу из вагона. Его невысокая фигура в красной черкеске так и стояла в вагонных дверях, пока поезд не тронулся снова, и успела отпечататься в моей памяти не хуже старой фотографии с долгой выдержкой. На красном не видна кровь… Он заслужил это одеяние, правда?
Железную дорогу пересекала самая обычная, грунтовая. На их пересечении было оборудовано нечто вроде простейшей остановки: по крайней мере, стояла скамья.
На этой скамье сидел отец в сером слегка поношенном подряснике (в Лютово у него действительно был такой).
— Папа? — изумилась и обрадовалась я. Отец поднял голову и улыбнулся. Я присела рядом, продолжая:
— Я тебя здесь совсем не ожидала увидеть…
— Да и я тебя, если честно, тоже, — признался отец. — Вот, видишь, тоже «автобуса» жду. Подожди-ка… ты же совсем молодая? Когда ты… отмучаться успела?
— Я живая.