Русское зазеркалье (двуязычная версия)

«Она» — это, конечно, Елена Дюбуше, но мы можем рассматривать «её» этой поэмы как Женщину вообще, как архетипическую Еву человечества. Поэт остро чувствует несовпадение между внешней красотой женщины и её нравственным обликом. Я вовсе не желаю сказать, что Елена Дюбуше была особенно скверной женщиной — нет, конечно. Но, видите ли, «девственники поневоле» не совсем ошибаются, описывая женщин как жестоких, поверхностных и самолюбивых созданий: мы можем быть такими — и мужчины тоже могут такими быть. С незапамятных времён «кровь», вернее, псюхэ (ψυχή) каждого из нас, вне зависимости от нашего пола или расы, отравлено внутренне присущей нам жестокостью, эгоизмом и сладострастием, и как раз в прекрасных женщинах этот контраст между эстетической и этической стороной человеческого существа, между «атласной кожей» и «отравленной кровью», становится наиболее очевиден. Само собой, я исключаю из этого числа женщин-святых — но когда речь идёт о подлинном святом, вы забываете о его или её поле или национальности. У святых нет этих свойств, они лишаются их примерно так же, как река, которая впадает в море, перестаёт быть рекой. Те, кто желает, чтобы святые непременно обладали этими свойствами — в качестве существенного элемента их святости, я имею в виду, — похоже, разучились понимать самую суть святости. Придёт время, когда эти невежды обвинят Иисуса Христа том, что Он — патриархальный альфа-самец или, скажем, белый сторонник расового превосходства, и будут настаивать на Его замене негритянкой или чёрным трансгендером. Боюсь, что кто-то из вас уже сейчас достаточно близок к этому «дерзновенному усилию». У вас есть полное право на него, только позвольте мне в качестве православной христианки в этом не участвовать.

И если я живу на свете,

То лишь из-за одной мечты:

Мы оба, как слепые дети,

Пойдем на горные хребты,

Туда, где бродят только козы,

В мир самых белых облаков…

Разве это не прекрасно? Исполнитель заменил «коз» на «грёзы», возможно, боясь того, что «козы» прозвучат слишком низменно. Но именно эти прозаические козы и делают картину полностью достоверной. Поэтический ландшафт этих шести строк напоминает мне схожую картину, в которой Царь и Царица, Адам и Ева ещё не рождённого венерианского человечества, поднимаются на вершину святой горы в сопровождении самых разных животных, чтобы встретиться с богами и получить от тех наставления. (Литературный источник этого образа ближе, чем вы думаете: это «Путешествие на Венеру» Клайва Степлза Льюиса, сильно недооценённый роман этого летописца Нарнии.) Поэт охотно признаёт своё невежество, свою слепоту, так сказать, и, может быть, желает быть «слепым дитём», видя, что лишь это состояние позволяет человеку познать то, что следует познать. Думаю, что прозвучу очень банально, если скажу, что каждый из нас должен опустошиться перед тем, как наполниться (духовно, а не едой). Банальность этой мысли не делает её, однако, менее верной.

В мечте, говорит стихотворение, поэт и его возлюбленная поднимутся на гору, там, где обычно бродят только козы, для того чтобы

Искать увянувшие розы

И слушать мертвых соловьёв.

Жутковато, правда? Скажите, а разве можно услышать мёртвых соловьёв? И почему увяли розы? Есть, думаю, два способа истолковать эти заключительные строки.

Один из них — посмотреть на стихотворение как на пессимистическое предсказание «Заката Европы» (я отсылаю вас, конечно, к Освальду Шпенглеру и его знаменитой книге «Закат Европы», впервые опубликованной в 1918 году). Шпенглер не одинок в своём пессимизме: многие художественные произведения, созданные в Европе в начале XX века, отражают схожее мироощущение. Сошлюсь здесь на Vier letzte Lieder, или «Четыре последние песни», созданные Рихардом Штраусом в 1948 году, завершающая из которых, «На закате», звучит в качестве жутковатого двойника нашего романса. Песня была сочинена на слова стихотворения Йозефа фон Эйхендорфа. Вот его первое и заключительное четверостишия.

Дни счастья, дни страданий

Нелегок был наш путь.

От долгих всех скитаний

Присядем отдохнуть.

<…>

О, как спокойны дали!

И пред зарей такой

Мы так с тобой устали…

Не смерти ль то покой?

[Эйхендорф, Йозеф фон. На закате / Пер. А. Карельского. — http://rulibs.com/ru_zar/poetry/antologiya/5/j694.html — Дата обращения: 30.06.2020]

Что в духовном ландшафте Запада заставляет композитора задаваться этим вопросом? Что позволяет нам увидеть поэта — обоих поэтов, может быть — в качестве Анти-Адама западной цивилизации, свидетельствующего о её конце, не о её начале? Ваша воля — или отвечать на эти вопросы, или, если ответы очевидны, считать их риторическими.