Русское зазеркалье (двуязычная версия)

Только я успела оглядеться в высоком, в мой рост, зеркале и поправить волосы — задним умом испугавшись, что это зеркало переместит меня на Землю, на что рыцарь пояснил мне: это не так, и в связи с моим переходом в «новый класс» зеркала и другие технические устройства мне теперь не нужны — только, повторюсь, я успела это всё сделать, как в мои покои вошла высокая прекрасная женщина в точно таком наряде, в каком в допетровскую эпоху принято было изображать русских красавиц. Я совершила глубокий поклон.

— Дай хоть разгляжу поближе тебя, светик мой ясный, гостья моя заморская, — грудным, певучим голосом проговорила красавица, беря меня за руки и усаживая на резную, богато изукрашенную скамью. — И как ты, такая крохотулечка, на супостата войной пойдёшь?

— А что, прямо на настоящего супостата, Василиса Микулична? — уточнил Рыцарь, улыбаясь в бороду. — Потому что если прошлогодняя неприятность повторится, то… согласитесь, с нашей стороны это будет чистое смертоубийство и избиение младенцев!

«Василиса Микулична» (если только, разумеется, это было её настоящее имя, а не шутливое прозвище, придуманное собеседником специально к случаю, или, например, не упрощение её подлинного имени, созданное для моего скудного умишка) замахала в сторону Рыцаря руками и шутливо пообещала ему типун на язык. После, встав, отвела его в сторону.

Два старших товарища принялись совещаться на каком-то языке, в котором я не узнавала ни старославянский, ни один из земных. Я ухватила и запомнила из этой беседы пару-тройку выразительных слов — возможно, имён собственных, — но приводить их здесь не вижу смысла: они никому ничего не скажут. Разговор совершался не только языком, но и — попутно, как бы «вторым регистром» — через разноцветные лучи и искры меняющихся форм и размеров. («Разноцветные лучи и искры» — очень неуклюжее описание, но дать лучшее я, увы, бессильна, как и вообще не претендую ни на малейшую точность своих записок. Дикарь, посетивший большой город, рассказывал бы своим соплеменникам у вечернего костра о грохочущих железных телегах, а тем бы казалось, что они его понимают, но вот только то, что они бы увидели перед своим умственным взором, наверняка отличалось бы от настоящего города, и вовсе не по вине бедного дикаря. Моё сравнение, замечу между делом, безнадёжно застряло в XIX веке: в наше время, когда даже бушмены обзавелись банковскими картами, уже не осталось никого, кто бы мог назвать автомобиль грохочущей железной телегой, да и слова вроде «дикарь» наверняка давно признаны неполиткорректными.)

Посовещавшись, они оба подсели ко мне и на два голоса, обычным русским языком, объяснили мне, что мне предстоит завтра.

Бой между «Ильёй Муромцем и Идолищем Поганым» состоится в одиннадцать утра на «Острове Буяне» (я постеснялась спросить, идёт ли речь о настоящем острове древних преданий или о некоем «спортивно-зрелищном центре» с тем же названием). Замена бойца происходит в последний день, чего обычно не делают, но исключение совершается, во-первых, потому что молодой герой — тот, кого я заменяю, — захотел попробовать себя в ином состязании, а именно «Князь Мышкин и нигилисты», проведение которого до последнего момента было под вопросом и которое по своему характеру больше соответствует его будущей миссии, во-вторых, потому что я обладаю приоритетным правом участия как ученица бойца, проигравшего в прошлом году. Моим противником, который исполнит роль Идолища, выступит древний бес по имени… (тут было произнесено некое пятисложное имя вроде Шаватхзалагорн, по крайней мере, я услышала что-то подобное), по счастью, давно, едва ли не в прошлом веке, отказавшийся от своих злобных намерений, взявший обет не причинять зла и прочее, и прочее. Перед началом боя мне выдадут «реплики» оружия былинного героя, а именно шлем, щит, меч, кольчугу и само собой, богатырского коня. (Я тяжело вздохнула на этом месте: тот из меня ещё всадник…) Всё это будет выглядеть крайне убедительно и произведёт в ходе «битвы» массу искр, сполохов пламени, оружейного звона, ржания, топота и прочих звуков, но никому не повредит. Хорошим тоном, пояснила Василиса Микулишна, является перед началом «боя» и в самом «бою» осыпать противника бранью, но не грязными ругательствами, конечно, а красочными, витиеватыми определениями, которые укажут на его идеологические и духовные изъяны. Вообще, «бой» в наши дни происходит в основном на словах и является состязанием в терпении: кто первый устаёт под шквалом аргументов противника, тот и сдаётся. Иной способ победить — это привести соперника к полной неподвижности, прижав его, допустим, щитом к земле: наше оружие, хоть и безвредно, вполне способно это сделать. В момент окончания «боя» для меня откроется возможность узнать, куда проследовал прошлый «Илья Муромец». Или я сумею вынудить это признание у побеждённого врага, или в мой ум войдёт некий образ, или я увижу что-то, напоминающее врата между мирами. Если это будут именно врата, пользоваться ими надо незамедлительно, пока они не закрылись.