Русское зазеркалье (двуязычная версия)

Теперь же, добавил Рыцарь, и до завтрашнего утра они меня оставляют. Я могу делать всё что хочу: выйти из терема, осмотреть окружающий мир, беседовать с другими участниками завтрашних состязаний, выведывая их воинские приёмы…

Но хорошим тоном, уточнила Василиса Микулишна, считается подготовка, особенно для такой юной и неопытной участницы, как я. С этой целью мне оставляют два пособия, а именно «Руководство по духовной брани» и «Искусство владения щитом». В книгах есть самодвижущиеся картинки, а на тот случай, если мне нужен будет «мальчик для битья», я могу дёрнуть вот за этот шнурок и вызвать одного из дежурных стрельцов, которые помогают духовным героям ставить удар. Принято не подвергать «мальчиков для битья» бессмысленным или жестоким нагрузкам, хоть они и ко всему приучены. «Девочки для битья», увы, отсутствуют, потому что женщины в состязаниях участвуют довольно редко. Мои друзья вернутся за мной завтра в десятом часу. Лечь спать сегодня мне советуют пораньше.

Всё время этих пояснений меня не покидало ощущение полной — не то чтобы нереальности происходящего, но его полной невозможности, невероятности. Я не древнерусский богатырь и никаким духовным героем тоже не являюсь. Я — Элис Флоренски, приглашённый преподаватель музыкального колледжа, одинокая и не очень молодая женщина, которая не от большого ума и исключительно в свободное время — а его у неё не так много, заметьте — занимается странными экспериментами по изучению непознанных пространств то ли коллективного подсознания, то ли своего собственного. Завтра, например, в свой выходной день я должна писать восьмую лекцию… А между тем мир вокруг меня выглядел более чем подлинным, и сама предстоящая битва всё меньше напоминала некий новогодний розыгрыш. Вот уже и Рыцарь перестал улыбаться. Более того, он счёл нужным отдельно попросить меня, чтобы я не воспринимала будущий «бой» — хоть и учебный — в качестве некоего пустяка, безделицы или лёгкой затеи (как будто я и без этого его так воспринимала!). Все горячие симпатии моих зрителей, пояснил он, ничем мне не помогут, если я буду недостаточно смелой или сообразительной, и хотя исход поединка — победа или поражение — на моей судьбе никак особенно не отразится, для других людей он окажется важен. С каждой минутой старшие товарищи вели себя всё более торжественно, чинно и скупо на чувства. Вот они уже удалились, совершив в мой адрес — как взрослой, как «большой» — лаконичные поклоны.

Я зажгла несколько свечей (те были как будто наполовину разумными: стоило их попросить об этом, как они зажигались сами) и, сев за столик со скошенной столешницей на жёсткую лавку, принялась штудировать «Руководство», где содержались, к примеру, следующие пассажи.

«Волчья сыть, травяной мешок» для угрозы негодно. Упрёк твой в том, что противник яко корова или овца. Прежде исследуй, воистину ли подобен. Ежели нет, в чём урон от неправды? От правды отойдя, себя же под удар и поставишь. Но и тебе нимало урона не сотворит, ежели овцою не был. А когда был, то знай для ответа верное средство…

— Уговорили: обойдёмся без «волчьей сыти», — пробормотала я. — Нет, мудрена наука: не освоить за один вечер… Или правда позвать спарринг-тренера? Смешно и думать: из этих «мальчиков» каждый на две-три головы меня выше…

Хотелось спать, и я, добравшись до широкой и чистой постели, растянулась на ней, закрыла глаза…

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

…И ожидаемо проснулась в своей лондонской студии. Все советы Рыцаря, данные им ещё в прошлом мире, были дотошно выполнены, а нога всё равно затекла.

Встав и осторожно ступая на затёкшую ногу, я прошлась по комнате, стараясь двигаться медленно, плавно. Смочила губы водой, выпила два глотка. Снова легла в шезлонг.

«Если это сон, — подумала я, — просто сон, просто игра воображения, то назад вернуться мне не удастся. Обидно… но и к счастью, кто знает. Что же мне, и здесь и там, так хочется спать?..»

○ ○ ○ ○ ○ ○ ○

— Спите, матушка?

На пороге моих покоев стоял сухонький старичок в длиннополом коричневом лапсердаке (не подберу другого слова) с протёртыми локтями, с подсвечником в руке.

— Уже не сплю.

— На новом месте беспокойно, правда? Кхе-кхе… — издал он то ли смех, то ли кашель.

— Мы знакомы? — уточнила я, перебираясь из кровати на скамью. — Присаживайтесь, будьте любезны.

— Комендант здания, матушка, а фамилие моё Максимов, он же фон Зон… Я постою, благодарствуйте.

И в самом деле: его глаза были почти вровень моим, даже когда я сидела. Другим обитателям этого мира он, наверное, казался и вовсе карликом.

— Где-то я о вас слышала…

— А то, а то! Ценю эрудицию, и ум, и превеликое геройство… Свечей довольно ли вам, ещё не принесть ли?

— Спасибо большое, ничего не требуется.

— Вот балкончик ещё, на балкончике, изволите видеть, можете прогуляться… — Максимов-фон Зон продолжал переминаться передо мной с ноги на ногу: явно не затем он пришёл, чтобы узнать, хватает ли у меня свечей. Решился наконец: — А что, матушка, так уж и непременно положили завтра… со злыднем-то воевать?

— «Так уж и непременно», — улыбнулась я.