Русское зазеркалье (двуязычная версия)

— Which is why I am now offering you to be my wife, Alice, seeing this as the only means to secure your future, — произнёс баронет без всякого перехода (чего угодно я ждала, но, видит Бог, не этого!). Встретился наконец со мной глазами и слабо улыбнулся: — Before you refuse—for I am afraid you might—would you please take time to consider it?

I am not a very young man and can pass away in twenty to thirty years, maybe sooner, much sooner perhaps, — продолжил он. — I still have relatives who deserve to inherit something from me. A large share of my inheritance can be yours, though. Being a person of… peculiar attractions, I am going to regard our marriage as a formality, to the extent that I wouldn’t mind your little affairs on the side, even though I will be happy to have such a charming being as you are as the mistress of the house and to appear with you on official visits. So much about the practical details. I must add that I am as close to loving you as a man of my unfortunate inclinations can be. Would you believe that? I am awaiting your decision, Alice, and I would be very relieved if you decided today.

В его предложении — очень великодушном, разумеется, — в его сдержанной, стоической манере, в его слегка подрагивающем голосе было что-то настолько искренне и трогательное, что у меня глаза сами собой увлажнились.

— If I married you, Sir Gilbert, I would have no affairs on the side, — услышала я свой собственный голос. — You can be assured of that.

— Which means ‘yes,’ doesn’t it? — весь просветлел он — и тут же жалостливо добавил: — I am so sorry to see you cry, poor darling!

Я упрямо мотнула головой, будто не желая подтверждать, что эти слёзы имеют значение. Ответила:

— Which means—which means ‘Could you please give me some time to decide?’

— Certainly—I only wanted to say that I am leaving London in four days…

— Four days will be more than enough, — заверила я его и приветливо улыбнулась.[11]

Мы ещё немного поговорили о том и другом, прежде чем распрощаться. На прощание сэр Гилберт церемонно поцеловал мою руку. Он, умный и тонко наблюдающий всё человек, знал, что я не принадлежу к тому сорту женщин, которых могут оскорбить или смутить такие якобы старомодные жесты, как знал и раньше, что я не обижусь на его блестящее и ироничное чтение «Скифов».

Мой психологический «батискаф», в котором я совершала свои погружения, оказался изрядно потрёпан всеми переживаниями сегодняшнего дня. Он ведь и в прошлый рейс едва сумел поднять меня на поверхность. И тем не менее, едва я закрыла дверь за своим неожиданным женихом, маленький капитан в моей голове отдал распоряжение готовиться к последнему плаванию. Моряки, как лётчики и космонавты, из суеверия не любят слово «последний» и предпочитают заменять его на «крайний». Что ж, «крайний» звучит ничуть не хуже.

○ ○ ○ ○ ○ ○ ○ ○ ○

Я оказалась на вершине белой горы, точней, на горной тропке очень близко к самому её пику. Гора, если долго вглядываться в неё, становилась прозрачной, поэтому не было препятствий осмотреть весь окружающий мир.

Мир состоял из гор, в основном белых, но имеющих каждая свои тонкие, нежные оттенки. Одновременно я могла наблюдать восемь или десять. Огромные, причудливые, удивительные, разбросанные от края до края видимого пространства, все они сохраняли одну общую черту: их пики завершались на одном уровне, образуя как бы невидимую плоскость.

В каждую из этих гор можно было всмотреться, и тогда она, теряя плотность, превращалась во что-то вроде окна… в соседние миры? Я увидела сквозь эти световые колодцы нечто, похожее на терема и купола Святой Руси, а также образы миров, где, кажется, ни разу не проходила.

Разглядеть, что находится между горами, в долинах, я не могла, потому что на расстоянии примерно километра вниз от того места, где я стояла, густое, непроницаемое для взгляда полотно белых облаков укрыло всё, лежащее ниже. Мне представилось, однако, что, судя по крутизне гор, долины могут лежать очень глубоко, что это — настоящие пропасти…